Чувство ежа - Татьяна Юрьевна Богатырева

Всю эту минуту она ощущала под пальцами напряженную волчью холку – звери контролируют эмоции еще хуже, чем подростки.

– Идем, – она убрала руку, но не выпустила поводка: Сенсей и сам справится с инстинктами, но вместе надежнее. И ни к чему еще пугать прохожих, страха и так чересчур много.

На этот страх уже слетелась мелкая шушера – в подворотне, особенно густо над телом, клубилась и шуршала грязная мгла. По счастью, навешенная мусорщиками пелена не позволяла прохожим заглянуть в подворотню раньше времени.

– Брысь, – тихо велела Феличе, отстегивая карабин ошейника.

Шушера тут же слилась в сток ливневой канализации и растворилась в щелях стен и асфальта. В подворотне резко посветлело – не ясный солнечный день, разумеется, в это место солнце последний раз заглядывало в момент постройки дома, но Феличе было по большому счету все равно. Лишь бы не мешали.

Первый из сюрпризов обнаружился рядом с телом.

Сенсей остановился над ним и тихо проворчал:

– Ур-роды. Забер-ри эту дррр-рянь.

Дрянь Феличе подняла – обычный брелок с ключами. Плоский, тяжелый, с эмалевым значком: парашют, на перекрестье строп пропеллер. Наскоро заговоренный на отвод глаз.

Коснись брелока человек, и морок исчезнет, а тело увидят все прохожие. Видимо, на то и рассчитано: ребята найдут тело, поднимут знакомый брелок – и их застанут над трупом. Полиции даже не придется никого ловить, дело готово.

Мерзость. Уже детей жрут!

Феличе аккуратно положила брелок на место. Тратить внимание на отведение глаз прохожим, когда можно пока пользоваться готовым мороком, не имеет смысла. И продолжила осмотр.

Ничего неожиданного она не увидела – имитация нападения бомжей. Даже бомжовый отвратительный запах: голод, боль, безнадежность.

А вот Сенсей, едва подойдя к трупу, расчихался.

Умники распотрошили пачку сигарет и посыпали следы табаком.

Если бы Феличе могла смеяться, она бы засмеялась. В этом все мусорщики: замели следы, позаботились, чтобы их не нашел даже волк – и так завоняли все кругом страхом, что их авторство чуется за два квартала.

Безмозглые, беззаконные твари.

Бедняга Сенсей попятился, обошел тело и через калитку в решетке устремился во внутренний двор, принялся что-то там вынюхивать. А Феличе продолжила осмотр.

Тело Миши Шпильмана лежало в луже кислоты пополам с хлоркой. Наверняка сначала напугали до полусмерти, потом сожгли лицо, чтобы сожрать как можно больше боли, и только потом проломили голову.

Как удачно, что рядом нет людей. Эмоции были бы очень некстати. Эмоции мешают здраво мыслить. А поразмыслить было над чем: мусорщики нарушили неписаный закон «не трогать детей». Причем нарушили нагло и демонстративно, всего за месяц до того, как Миша Шпильман попал под защиту Конвенции.

Сами бы они не решились, трусливые твари. Значит, в Питере кто-то играет в свои мутные игры.

Кто?

Что за игры?

Придется найти тех, кто устроил безобразие, и все выяснить. И максимально обезопасить детей.

Сенсей вернулся через несколько минут, злой и чихающий.

– Из двор-ра есть выход. Р-решетка с калиткой. Все затоптано. Напр-рочь.

– То есть ты их найти не сможешь. – Она не спрашивала, она констатировала факт. И этот факт ложился только в одну версию: тот, кто затеял игру, знал про Сенсея, но не учел вмешательства Феличе. Он нее мусорщикам не спрятаться. – Идем. Сдадим бомжей полиции.

Запах агрессии и убийства привел их в облюбованный бомжами подвал неподалеку. На двери подвала висел фальшивый замок – дужку подпилили и навешивали так, что выглядел замок целым и надежным.

Убийц было четверо. Трое живых и один мертвый: умер буквально только что, в подвале воняло мучительной смертью.

Труп валялся под трубами в луже испражнений и рвоты.

Остальные, не обращая на него внимания, вяло отбирали друг у друга бутылку отравленной водки, пихаясь и бессмысленно бормоча. Им мешало убить друг друга только отсутствие сил и оружия, но никак не разум.

Сенсей тихонько завыл и попятился обратно к двери.

– Иди, подыши. Я сама разберусь, – велела ему Феличе.

Все равно от волка толку не будет, люди и без того ничего не соображают. Мусорщики выжгли им остатки отравленных алкоголем мозгов.

– Стоять, – скомандовала Феличе, забирая всю агрессивную муть и спуская в крыс, подбирающихся к теплому телу.

Крысы запищали и принялись драться.

А бомжи замерли и растерянно захлопали глазами. Тот, который держал ополовиненную бутылку, разжал руку, и бутылка упала. По счастью, не разбилась – на полу валялось довольно картонок, обрывков теплоизоляции и прочего мусора.

– Подними. Иди к двери.

Спотыкаясь и вихляясь, как марионетки, бомжи выбрались из подвала. Феличе вышла следом и кивнула Сенсею.

– Паси!

– Нашла пастушью овчар-р-р-р-рку, – оскалился волк.

Но погнал бомжей в подворотню, оставив в покое в пяти шагах от тела: подойти ближе ему мешали хлорка с табаком. Да и не надо ближе.

Феличе посмотрела на того, кто держал бутылку.

– Расскажи, кто тебе дал водку.

Бомж несколько мгновений бестолково пялился, потом бессвязно забормотал что-то о доброй бабе, которая не велела о ней рассказывать и обещала завтра дать еще, если они никуда не уйдут из подвала.

Описать добрую бабу он не смог. Только что лысая, синяя и в черной куртке.

– Медленно досчитай до ста, потом наклонись и подними брелок.

Бомж закрыл глаза и послушно зашевелил губами, Феличе кивнула Сенсею и вышла из подворотни.

– Пора вызывать полицию.

Следующие несколько часов Феличе с Сенсеем провели в участке. Там отвратительно пахло скукой, страхом и злостью, было серо и убого. Бюрократическая махина шевелилась едва-едва, так что пришлось снова брать дело в свои руки: влить в дознавателя немножко вдохновения, чувства давно и прочно им позабытого, и очистить оперативников от похмелья, усталости, гнета бытовых проблем и прочих наслоений, под которыми желание работать потерялось полностью.

Сенсей даже тихонько рыкнул:

– Не перестарайся. Привыкнут, потом будут к тебе в школу ходить за добавкой.

Она только фыркнула и продолжила улыбаться дознавателю, полному мужчине под пятьдесят, с заметной лысиной и пятнами от гелевой ручки на воротнике позавчерашней рубашки. Улыбаться и подсказывать, что написать в протоколе, чтоб начальство не придиралось.

– Какой у вас хороший кобель, – кривовато с отвычки улыбнулся дознаватель, мнящий себя знатным собачником. – Окрас интересный, никогда не видел с такой полосой. Канадская лайка?

– Китайская зайка! – проворчал Сенсей, демонстративно обнюхал его портфель и изобразил на бурой морде такую задумчивость, будто вот-вот пометит.

Феличе снова улыбнулась дознавателю и потянула Сенсея за хвост, чтоб не увлекался.

– У меня есть телефон старшего брата потерпевшего, – напомнила она