Стать богом - Натали Р.
– Что ты понимаешь в этом, человечек? – губы бессмертного дернулись. – Дитя бога может быть похоже лишь на смертного родителя. На того, кто дал ему плоть, а не бессмертный дух. А ты – ты и впрямь похож на отца. Твой отец – черный маг, Хафиз Миленион!
Колдун пошатнулся.
– Ты лжешь, – сказал он не слишком уверенно. – Так не бывает. Близнецы не бывают от разных отцов.
– А кто тебе сказал, что вы близнецы? Ты – человек, а он – бог! Так вы зачаты, такими родились, и никто не в силах поменять вас местами.
Губы колдуна дрогнули. Мой отец – черный маг. Смертный. Выходит, и я родился смертным? Нет, не может такого быть, я не мог так ошибаться… Он лжет. Но даже если не лжет, отступать поздно.
– Я в силах поменять нас, – прошептал он и шагнул к Хешшвиталу, занося нож. Валента встряла было между ними, решительно загородив мальчика своими телесами, но он легко оттолкнул пухлую бабу с дороги.
– Тебе не за что убивать его, – Виталия, тяжело дыша, пыталась подняться, опираясь на плечо летчика. – Ты же слышал! Я не крала твое бессмертие и не отдавала ему. Вы такие, какие есть.
– Я вам не верю, – взгляд молодого Хешшкора заметался между ними, а голос был почти умоляющим. – Вы сговорились!
Мальчишка, пятясь, отступал все дальше, не видя, что загоняет себя в угол. Хешшкор схватил его за соломенные вихры.
Отчаянный плазменный удар со стороны Валенты и рыжего парня с амулетом Хешшкора он предвидел. Защитное поле с их стороны было усилено до необходимого уровня. Он предугадал и атаку летчиков с кинжалами, парировать которую не стоило труда, даже не убивая их. Но чего он не ожидал – электрического разряда из пустого угла комнаты, скрутившего мышцы в судороге.
Из темноты угла, подняв кисти с длинными крашеными ногтями, так похожими на окровавленные когти в этом освещении, на него смотрела Миленион, уже почти непрозрачная.
– Брось железку и отойди от сопляка, – распорядилась Миленион, кажется, уверенная, что он ее послушает.
– Ты… – прохрипел он. – Почему?..
– Учись довольствоваться малым, смертный, и не замахивайся на то, что не про тебя. Если быстро покоришься моей воле, я разрешу тебе вновь припасть к моим стопам.
– Ты… и ты тоже предала меня, – в глазах зажглось понимание, а вокруг фигуры затрещало силовое поле, наливаясь энергией. – И еще рассчитываешь, что я прощу такое? Что вернусь к тебе?
– Не тебе, помойному крысенку, прощать свою богиню! – вздернула нос Миленион. – А насчет того, что ты вернешься… Ты ведь и не произносил отречения. Чьей силой ты до сих пор пользуешься, а?
– Подавись своей силой! – крикнул он, задыхаясь от обиды, гнева и острого чувства потери, такого же режущего, как в тот день, когда Айанур бросила его в степи. На глазах выступили слезы. Но он не мог позволить себе плакать. Плач – удел малышей. А он, мнивший себя без пяти минут богом, будет бороться до последнего. – Подавись, Миленион! – и он швырнул в нее столько мощи, сколько мог набрать.
Миленион пронзительно взвизгнула, когда сам воздух вокруг нее превратился в бушующий огонь. Она заблаговременно возвела защиту, но чудовищный жар пробился сквозь нее, опаляя лицо и руки. Она ответила серией разрядов, лишь скользнувших по укрепленной броне Хешшкора, и в тот же миг опять была вынуждена защищаться. Ей удалось увернуться от камнепада только благодаря расторопной телепортации. Она материализовалась сзади Хешшкора и обрушила на него шквал молний. Лишь одна из них нашла лазейку. Хешшкор охнул и согнулся, но спустя долю секунды из его рук выпрыгнула черная змейка, прошмыгнула по полу сквозь защитные экраны и юркнула Миленион под подол. Она истошно закричала, тряся кистями, с которых срывались молнии, языки огня, искры…
Никто больше не решался влезть промеж молотом и наковальней. Они сражались на равных, богиня и дерзкий смертный. Если бы звание бога давали лишь за силу и умение, все присутствующие проголосовали бы единогласно. Миленион глушила его своими излюбленными разрядами и пламенем, пытаясь вложить в них все больше силы. Он был более изобретателен, использовал неожиданные приемы, позволяющие пройти сквозь защиту, призывая и свет, и тьму, и жар, и хлад, и камни, и воду… Стены здания пылали, как картонные, перекрытия рушились, и только незримый купол, воздвигнутый сражающимися, давал какую-то возможность выстоять под напором высвобожденной стихии. Фундамент трясся, треща и ломаясь, воздух был напитан озоном от электричества, волосы торчали дыбом, и на их концах плясали голубоватые огоньки святого Эльма. Вода, хлеставшая из лопнувших труб, вскипала и обжигала паром, а в следующую минуту, плеснув в глаз или в нос, замерзала там острыми колючими льдинками. Тени и свет менялись местами, дрожали, боролись между собой и друг с другом.
Фиолетовый плащ Миленион вспыхнул и сгорел, а платье под ним было прожжено в нескольких местах; волосы посерели от пепла. Хешшкор выглядел не лучше: одежды на нем почти не осталось, тело, еще недавно прекрасное, покрывали раны и ожоги. Он был вымотан, но упрямо продолжал бороться. Противостояние с Флифом, стоившее ему не только сил, но и первых седых волос, потом поединок с Виталией, оказавшийся неожиданно тяжелым – он прекрасно сознавал, что победа досталась ему лишь благодаря случайности… А теперь еще и бешеная, безудержная, сокрушительная схватка с Миленион, с той, которая учила его и пестовала. А когда увидела, что он может превзойти ее, предала.
Она его обманула. Может, и в остальном обманывала? Он сжал челюсти, чтобы не застонать от внутренней боли, не материальной, не физической, но от этого не менее сильной.
А поддерживать защитное поле стоило ему все большего труда.
33. Мать и сыновья
В грохоте и реве пламени Виталик подполз к матери. Он не мог избавить ее от раны, но снять боль и усталость было под силу даже ему, такому маленькому богу. Он повел ладошками по ее спине, затылку, рукам и обнял, прижавшись щекой к щеке.
– Мамочка, а он правда мой братик?
Вита перевела дух, почувствовав, что острая боль в спине ушла.
– Да, сынок.
– Он мне вообще-то понравился, когда еще не говорил, что хочет меня убить. А Миленион не убьет его?
– Она обещала, – успокоила его Валента. – Она клялась, что не убьет никого нашей крови. Страшной клятвой клялась.
– Посмотри на нее, – мрачно ответила Вита. – Разве в таком пылу помнят о клятвах?
Вокруг был
