Последнее желание повелителя - Анна Григорьевна Владимирова
Я медленно вздохнул, переводя взгляд на горизонт.
– Ты не представляешь, что я чувствую…
– Расскажи…
– Я бы подумал, что ты все еще меня ненавидишь.
– Я не могу тебя ненавидеть…
– Я знаю. Но я теперь будто там, в пустыне… умираю каждый день и возвращаюсь… и это не кончается…
– Это кончится… Уже кончилось. Поэтому ты и звонишь. Подожди. Я сейчас…
В трубке послышались гудки, а рядом сверкнуло… и из разрыва грани вышел Азул собственной персоной в одних спортивны штанах и босиком.
– Мобильный разрядился, – пожал он плечами, усмехаясь.
Я только покачал головой, указывая на диван.
– Садись. Будешь что-нибудь?
– У меня с собой, – и он поставил на стол бутылку, усаживаясь. – Тащи посуду. Научу тебя в кои-то веки расслабляться по-русски.
– Я все еще хочу тебе врезать, – нахмурился я, только в груди уже танцевали бабочки, и пришлось усмехнуться. Рад был его видеть. Как никогда.
– И, опять же, традиционно только после этого, – указал он на бутыль. – Тащи рюмки или что там есть…
Я протер лицо и направился в кухню. Вернее, куда-то, откуда мне обычно приносят все необходимое. Сам-то я там в помине не был. И снова меня встретил Сафид:
– Разрешите помочь.
– Иди спи, – пробурчал я, входя в кухню и понимая, что ни черта тут не найду сейчас. – Где тут взять что-то, из чего можно напиться по-русски?
Помощник с готовностью полез в один из шкафов.
– Наслышан, что надо бы чем-то закусить, – заметил он, доставая поднос.
– Ну давай тогда и это… организуй.
– Позвольте, я принесу…
– Не позволю.
Я забрал у него из рук ножик и принялся нарезать сыр. Лучше уж выплеснуть желание пристроить пальцы на чьем-то горле сейчас. Удивительное сочетание эмоций. Я же знал, что Азул прав. Но его правота всегда бесила. Мне триста лет, но я никогда не перестану быть младшим братом…
Когда я вернулся на террасу, Азул стоял лицом к городу, сложив руки в карманы:
– Красиво. И здание красивое. Ты молодец…
– Замолчи пожалуйста, – опустил я поднос на стол, – и открывай свою бутылку. Что там?
– Мой друг делает настойку, – взялся он за крышку. – Последнее, что держало меня на волоске временами…
– Ты меня не проведешь, – уселся я напротив. Все еще хотелось рисовать между ним и мной границу, пусть и призрачную. И стол хорошо справлялся с этой ролью. – Ты хочешь казаться простым.
– Я прост, Аршад. – Азул протянул мне стопку с жидкостью. – Это ты сложный. И тебе всегда хотелось делать из меня нечто большее, чтобы было с кем конкурировать.
– Ты ко мне подлизываться пришел? Вину чувствуешь? – вздернул я бровь. Злиться не выходило. Наоборот. С каждой минутой меня отпускало все больше. Но не до конца. Не все сразу.
– Конечно, чувствую, – поднял он стопку. – До дна.
И опрокинул в рот. Ну я, не будь дурак, глотнул следом…
На какой-то момент мелькнула мысль, что он все-таки хотел меня убить. А я все-таки дурак. Я закашлялся, переставая слышать, видеть и дышать. Кажется, рядом возник Сафид, пытаясь всучить мне стакан воды. На что Азул разразился витиеватой вязью русской брани, в которой повторить вслух можно только: «С ума сошел?!» Я махнул рукой на помощника, все еще опасаясь вдыхать. Было чувство, что эта дрянь может спалить даже джинна изнутри.
– Что это? – просипел, вытирая слезы с глаз.
– Перцовка на хрене, – хлопнул мне по плечу брат и протянул кусок сыра. Призрачная граница потеряла всякий смысл, и мы уселись на одном диване. – Или хрен на перцовке… Я не интересовался рецептом, а Костя все равно не расскажет.
– Если ты хотел заставить меня рыдать, тебе удалось, – усмехнулся я, не чувствуя вкуса обожженным языком. – Наливай еще.
– Я знал, что ты оценишь, – взялся он за бутылку.
– Что именно? Твою идею с Женей?
– Так ее Женя зовут? – перевел он на меня удивленный взгляд.
– И снова хочется тебе дать промеж глаз.
– Держи, – сунул он мне рюмку. – Я знаю ее, как Дженну Уолф.
– Как ты ее нашел? – потянулся я сразу за куском сыра, не к чести сказать, побольше.
– У меня по всем школам наблюдатели. В одной школе дочь ее заметили. Ну там сразу видно – из малышки порода разве что в рупор не орет. Хочу предложить ей нашу школу при институте…
Я мрачно вздохнул, но решил сначала глотнуть очередную дозу, смягчающую реальность. Хотелось сказать брату, что, вообще-то, не ему это решать. Теперь уж точно. Но пришлось прикусить язык, и не только потому, что права вмешиваться в жизнь Жени мне еще никто не давал. Вторая стопка пошла задорней первой, и теперь уже ругаться начал я.
– Самоубийцы! – выдохнул я и закашлялся. – Какая же дрянь эта твоя хрень на перцовке!
– Не ной, закусывай.
Я вздохнул полной грудью, неожиданно чувствуя себя так, будто не стало этих трехсот лет. Город перед глазами стал еще прекрасней, ночь – тише, а компания брата вполне сносной.
– Ну как ты? – серьезно спросил он.
Я взглянул на него, грустно усмехаясь:
– Не знаю, Азул, что страшнее – твоя ненависть или искреннее переживание. А если бы я не справился?
– Был и такой вариант, – пожал он плечами. – Но и цель того стоила. Еще налить?
– Давай.
Мы выпили по третьей, и я медленно откинулся на спинку дивана.
– Спасибо, Азул…
– Не за что, – серьезно кивнул он. – Как она сейчас?
– Лучше. Мы оба. Как ты ее загнал ко мне?
– Просто отправил компании информацию о конкурсе. Я знал, что Дженна ищет способ получить свободу, а времени у нее оставалось мало…
– А заказ на мое убийство? – вздернул я бровь.
– Ну я не мог без проверки, – пожал он плечами, улыбаясь. – Ты все-таки у меня единственный брат.
– Вот, гад, – покачал я головой, но вдруг почувствовал, как в душе потеплело. И даже на фоне обожженного к Нергалу желудка, эта теплота пробралась в солнечное сплетение и запульсировала там будто еще одним сердцем. А уж потом до меня дошло, что это было…
– Здрасьте, – послышалось тихое на русском, и я обернулся. У входа в беседку стояла Женя. В одной моей рубашке, которую приготовил мне несносный Сафид. – Мне показалось, что вы говорили на русском…
– Здравствуйте, – улыбнулся Азул, поднимаясь, и протянул Жене руку. – Зул Горевич, брат Аршада.
– Ух ты, – выдохнула она, усаживаясь рядом со мной и тут же склоняясь к уху: – Прости, я думала, ты снова ушел переживать в одиночестве…
– Уходил, но не вышло, – притянул ее к себе и усадил на колени. – Рад, что ты пришла.
– Желаете чего-либо? – нарисовался
