Правда понимания не требует - Саша Фишер
Прости, Клод, я опять вдаюсь в подробности, которые тебе вряд ли будут интересны.
Ты просила рассказать о местах, где мы находимся и куда направляемся. Сегодня у нас последняя ночь на твердой земле — на полярной станции Кальтерланц, которая находится на мысе с одноименным названием. Начальник станции — Розан Гартенссан. Человек суровый, неразговорчивый, но крайне полезный. Он уговорил меня взять его на борт в один из тренировочных полетов и предложил техническое усовершенствование обработки внешней оболочки люфтшиффа от влаги. О, дорогая, ты даже не представляешь, какое проклятье в полярном климате эта растворенная в воздухе вода. Над морем постоянно стелется пелена тумана, который пропитывает своей промозглой влажностью все на свете. Человеку в такой атмосфере все время холодно, а что касается люфтшиффа, то, когда на его поверхности оседает множество невесомых капель, он становится намного тяжелее, что вынуждает нас сбрасывать балласт, чего не хотелось бы делать раньше времени. А если подняться выше, то температура падает, и капли воды превращаются в ледяную корку. Так вот, герр Гартенссан сказал, что возможно самым простым будет решение, которое они здесь применяют для верхней одежды. Они используют тюлений жир, смешанный с солью. Что спасает их, например, от такого явления, как ледяной дождь. Нет, это не град, когда с неба падают кусочки льда. Выглядит это как обычный дождь — с неба вода падает жидкой. Но температура ее настолько низкая, что попадая на любую поверхность, она тут же замерзает. В общем, предложение жирового покрытия для оболочки люфтшиффа не лишено здравого зерна, когда вернусь, обязательно посчитаю его эффективность и стоимость.
Розан некоторое время провел в моей рубке, я даже позволил ему некоторое время постоять у штурвала. Кажется, что именно в этот момент он был наиболее готов к общению. Проклятье, если бы эти отшельники были хоть немного более общительными, как много они могли бы привнести новых идей! Герр Розан был женат, у него трое детей, но полгода назад его жена поставила ему ультиматум — или семья, или полярная станция. Раз он здесь, думаю, ясно, какой выбор он сделал.
Как я уже писал, завтра на рассвете... Вот проклятье! Здесь ведь нет никакого рассвета, солнце в это время совсем не садится. Оно скатывается к краю неба и продолжает катиться по горизонту, словно мяч, а потом отрывается и карабкается по небу вверх. Небо здесь тусклое, совсем не такое как у нас. Ярких цветов вообще немного — сплошные полутона. Но я понимаю того же герра Гартенссана, который прикипел к этим местам душой и не готов променять их ни на что другое.
Как ни странно, легче всего местный климат принимает фройляйн Лисбет. Я был с самого начала против ее участия в экспедиции, но Ледебур устроил форменную истерику и настоял, что его вертлявая и во все сующая свой длинный нос ассистентка поедет с нами. Сейчас я готов взять свои слова обратно. Эта фройляйн сделана из стали, не иначе. У Адлера и Зеппа очень тяжелая акклиматизация, они все время мерзнут, стучат зубами и стараются закутаться во все одеяла и пледы сразу. Так вот эта Лисбет, продолжая носить длинные юбки и делать прическу, занята тем, что бегает от одного к другому, поит их горячим бульоном и чаем и шутит, чтобы поднять боевой дух. Я даже не посчитал зазорным извиниться за свои несправедливые мысли на ее счет. Так знаешь, что мне сказала эта замечательная фройляйн? «Герр гауптман, кто же будет заботиться о них, если не я? Принести вам бульона? Я знаю замечательный рецепт, прогревает до костей!» Рад, что мы подружились, хотя она бывает язвительной и злоязыкой.
Что еще тебе рассказать? Волнуюсь ли я? Вне всяких сомнений. Да, наш метеоролог выдает очень благоприятный прогноз на ближайшее время, и герр Дальф, сеймсвилльский метеоролог с «Кальтерланца» с ним полностью согласен. Но дело же, как ты понимаешь, не только в погодных условиях.
Долгое время с нами не будет никакой связи. Мы пройдем над морем до архипелага Мювенинзель, потом вдоль Стейнкрона — гряды рифов в форме длинной дуги — до следующей группы островов, которым так и не дали названия. А потом вернемся к побережью и будем двигаться дальше на восток, пока не достигнем полуострова Шарфеншнабель. Если все пойдет по плану, иногда мы будем выходить на связь, только вот отправлять письма, увы, я не смогу. Так что надолго замолкаю.
Г.К.
P.S. Я знаю, что ты просила меня не делать этого, но все же... Если вдруг мы не вернемся, то знай, что я завел депозит на твое имя. Ты отказываешься брать от меня деньги, пока я жив, но тебе придется это сделать в случае моей кончины. Как только гибель нашего люфтшиффа будет доказана или пройдет год с момента начала экспедиции, а мы не вернемся, то к тебе на порог явится мой анвальт и сообщит данные. Можешь делать с этими деньгами все, что хочешь«.
Ледебур озабоченно склонился над бесчувственным телом, прижал пальцы к его шее и уставился на наручный хронограф. Замер, шевеля губами. Потом опустил руку, приоткрыл один глаз, посветил фонариком в зрачок. Коснулся лба.— Очень плохо, — резюмировал он. — Лисбет, скажи нашему гауптману, что в трюме недостаточно тепло.— Ты мог бы обратиться ко мне сам, Зепп, я стою за твоей спиной, — Крессенштейн оперся на металлическую балку и скрестил руки на груди.— В некоторых вещах я предпочитаю строго следовать протоколу. Но раз уж ты здесь... Гейнц, у моего подопечного пневмония. Неделю он не протянет. Здесь слишком холодно. Это жестоко — держать людей в таких условиях.— Зепп, твоя заботливость меня удивляет, — Крессенштейн усмехнулся в усы.— Ты не понимаешь. Они нужны мне здоровыми и полными сил. Если не обогреть трюм, то половина из них вообще не долетит, — Ледебур поднялся и отряхнул колени. Оглядел молчаливо смотрящих на него «подопытных». Их было сорок семь человек, тридцать восемь мужчин и девять женщин. И еще один лежал на тощем матрасике, укрытый тремя одеялами. Доктор вышел из «клетки», захлопнул дверь и трижды повернул ключ в замке. — Лисбет, распорядись выдать им еще по одному одеялу на двоих. И, Гейнц, сделай в
