Трепет и гнев - Карла Николь
– Все идет хорошо, – говорит Селлина, как раз когда официантка возвращается и ставит на стол их кофе и торт. – Я работаю с храмом, чтобы составить график ремонта, и управляю поставщиками еды. Клан Сёва занимается всеми деталями конкурса украшений, так что я оставляю это в их руках. Но они знают, что, если я им понадоблюсь, они могут обратиться ко мне. Мне нравится прикрывать Харуку. Все такие милые. Мне нравится планировать мероприятия и общаться с новыми вампирами – и мой японский становится лучше.
– Это хорошо, я рад, что ты получаешь удовольствие. Асао сказал, что если я смогу уладить дела со всеми клиентами Нино, то могу не возвращаться. Это хорошо, потому что мне нужно будет съездить в Париж и Германию, пока я дома, но мы все равно будем действовать по обстоятельствам.
Он опускает взгляд вниз, чтобы нацарапать даты в своем календаре, и Селлина качает головой. Она считает себя продуктивным, профессиональным человеком. Ее стремление в будущем управлять собственной галереей означало, что она постоянно должна учиться, работать и общаться. Но график этого вампира кажется просто безумным.
– Джованни, ты когда-нибудь выдыхаешь?
Он смотрит на нее озадаченно.
– Выдыхать? Что это значит?
– Сделать перерыв. Расслабиться.
Он усмехается.
– Когда сплю.
Она смотрит, как он записывает дела в календарь, стирает, потом пишет снова. Все в нем напряжено. Напряжено и взволнованно. Кто этот мужчина, сидящий перед ней? Что случилось с игриво вызывающим и милым вампиром, которого она когда-то считала своим лучшим другом? Они поссорились так давно, но последствия этой ссоры все еще давали о себе знать.
Что годы сделали с Джованни? Кажется, что время опустошило его, превратило в мрачного, горького человека, словно выветрившийся камень в песке.
– Почему бы мне не пойти на празднование столетия от имени Нино в следующую пятницу, ведь это ночь перед твоим отлетом домой? – спрашивает Селлина. – А ты можешь вернуться в поместье Курашики и отдохнуть.
Он качает головой, продолжая писать.
– Я уже буду в этом районе. Тебе нет смысла ехать туда. Не беспокойся об этом. Я просто поменяю свой рейс, чтобы вылететь из Кансайского международного аэропорта.
Селлина делает глоток кофе со льдом, позволяя прохладной, сладкой жидкости успокоить ее нервы, а затем глубоко вздыхает.
– Тогда… хочешь, я поеду с тобой? Я могу встретить тебя в Осаке, и мы поедем вместе? Если ты не против… Два представителя на светском мероприятии всегда лучше, чем один.
Джованни застывает, встретившись с ней взглядом.
– Ты хочешь посетить светское мероприятие… со мной? Вместе?
Это должна быть моя фраза. Нервничая, она приглаживает волосы в свой огромный, вьющийся пучок. Из-за влажности в Японии у нее теперь каждый день кудрявый пучок.
– Да… если ты не против, что я там буду.
Бросив карандаш, он выпрямляется, массируя затылок.
– Конечно. – Между ними повисает неловкое молчание, пока он не продолжает: – С тобой всегда лучше.
– Всегда? – На лице Селлины читается сомнение. – С каких пор?
– С тех пор, как мы были детьми. Например, когда мой отец заманивал меня в ловушку в эти скучные разговоры о сельскохозяйственной торговле и экспорте или о национальных годовых темпах роста. Когда ты была рядом… С тобой было лучше. Это давало мне что-то, чего я с нетерпением ждал.
– Я… думала об этом недавно, – признается Селлина. – Летние вечеринки и еда в поместье твоей семьи были самыми лучшими. И я обожала бродить по садам ночью. Это было похоже на волшебство.
Она расслабляет плечи. Они не разговаривали так уже целую вечность: спокойно, непринужденно, без явной цели или скрытой враждебности. Это приятно… как окунуть пальцы ног в теплую ванну.
– Да. – Джованни кивает. – Мы проводили там много времени. Помнишь, как мы говорили Нино и Козимо, что будем играть в прятки, они убегали прятаться, а мы шли сидеть у фонтана и разговаривать?
Селлина смеется.
– Нам это долго сходило с рук, пока Козимо не догадался. Он был так расстроен. А Нино было все равно, да?
– Не-а. – Джованни улыбается. – Он забирался на старое персиковое дерево возле беседки – той, что у живой изгороди из розовых кустов. На следующий день садовник находил у подножия дерева сморщенные персики с косточками и поднимал шум из-за того, что они испортили его газонокосилку.
– Я недавно рассказала Харуке об этой глупой привычке. – Селлина смеется. – А Нино всегда прятался в том районе с розовыми кустами. Боже, он был таким маленьким и одиноким… Козимо старался изо всех сил, чтобы Нино открылся ему, когда они стали совершеннолетними.
– К тому времени Кос так отчаянно хотел поиметь его и покормиться от него, что Нино стало не по себе.
– Он был так увлечен Нино, – признает Селлина. – Он был слишком напорист.
Джованни ухмыляется, скрещивая руки на широкой груди.
– Спасибо Богу за Харуку.
– Я люблю Нино как своего младшего брата – возможно, даже больше. Но да, спасибо Богу за Харуку. Но Нино всегда был хорошим, понимаешь? Он никогда не нарушал моих границ и всегда кормился с моей руки. Он также давал мне знакомить его с американским R&B и телешоу девяностых, когда я проходила через этот этап.
– Хм. Все в нашем поместье были приобщены к этому из-за тебя.
– И тебе огромное спасибо. – Селлина вздергивает подбородок.
Джованни улыбается.
Когда солнечный свет скрывается за облаками, наступает комфортная пауза. Они разговаривают друг с другом. Дружелюбно. Вспоминали хорошие времена, когда их жизнь была проще. Селлина почти чувствует летний, дымный, но сладкий аромат кипарисов, витающий в ночном воздухе сада. Она почти слышит белый шум мраморного фонтана, журчание его свежей воды вдалеке.
Ее настроение портится, в сердце появляется грусть. Она поднимает глаза на вампира, сидящего напротив нее, и встречает его прекрасные, но незнакомые глаза.
– Что с нами случилось?
Он делает глубокий вдох, его грудь поднимается и опускается.
– Все изменилось.
Так и есть. Без вопросов. Селлина задумывается о том, что, может быть, пришло время поговорить об этом?
– Я сделала этот выбор не для того, чтобы причинить тебе боль, Джованни. Это никогда не было моим намерением.
– Я знаю это, – отвечает он, опустив взгляд. – Я не мог понять этого в то время – мой юный вампирский разум не мог этого
