Моё пост-имаго - Владимир Торин
Как после такого он мог просто взять и отправиться домой? Джаспер считал, что непременно должен узнать, к чему же приведет Бэнкса и Хоппера их ниточка. При этом он не заметил, как и сам, будто рыба в пруду, попался на крючок, и его медленно тянут и тянут за ту самую ниточку…
Констебли меж тем добрались до Заплатного переулка. Остановившись у дома № 8, они задрали головы и посветили себе, пытаясь разобрать верхние этажи, но в густом тумане не было видно ни одного окна. После чего затащили самокаты в подъезд и исчезли из виду.
Джаспер немного выждал и последовал за ними.
Консьержа в доме № 8 не было, как и парового лифта. В подъезде свет не горел. У основания лестницы стояла старая вешалка для верхней одежды, возле нее приютились самокаты Бэнкса и Хоппера. На мгновение мальчика посетила озорная мысль стащить их, но он тут же одернул себя: какие-то глупые детские шалости не должны отвлекать его от важного дела.
Вслушиваясь в то, что происходит наверху, Джаспер осторожно двинулся к лестнице. Констебли успели отдалиться от него всего лишь на один этаж – тяжело топали по ступеням и кряхтели: Бэнкса мучила одышка, Хоппер подхрюкивал каждые пару секунд. У грузных служителей закона не было сил даже ворчать и ругаться, но в какой-то момент лестница, наконец, смилостивилась и привела их к нужной двери.
Это был четвертый этаж. Джаспер добрался почти до самой площадки и, вжавшись в стену, замер. Констебли направили свои фонари на облезлую дверь с висящим на ней ржавым номерком.
– Семнадцать, – негромко сказал Бэнкс. – Это наша.
Хоппер кивнул и, стукнув кулачищем в дверь, прогромыхал:
– Откройте! Полиция!
Из квартиры в ответ не раздалось ни звука. Констебли немного выждали, а затем громила повторил:
– Откройте! Полиция!
Ответ был тем же.
– Сэр Хэмилтон, откройте немедленно! Или мы будем вынуждены…
– Постой, Хоппер, – прервал напарника Бэнкс и шумно втянул носом воздух. – Ты чувствуешь это?
Хоппер поморщился.
– Обычная тремпл-толльская вонь. Я вообще запахи того, не сильно разнюхиваю. Как говаривал мой дед: дыши ртом в Саквояжне. Сам он всегда носил специальную прищепку на носу. Вот и я не нюхаю ничего.
– Что ж ты врешь-то? – проворчал Бэнкс. – Я не раз слышал, как ты сопишь.
– Выражать раздражение и втягивать запахи – не одно и то же, – заметил Хоппер. – Так что для меня все едино: что ваниль, что протухшая рыба.
– Вот-вот, – кивнул на дверь Бэнкс. – Протухшая рыба. Или что-то покрупнее…
– Крупная протухшая рыба?
– Эй, гляди-ка… – Бэнкс повернул ручку, дверь скрипнула. – Открыто!
– Да уж, – усмехнулся Хоппер. – Редко нас встречают таким гостеприимным образом.
Напарник вдруг схватил его за плечо и, понизив голос, сурово проговорил:
– Я бы не спешил так радоваться, Хоппер. Повнимательнее. – После чего снял с пояса полицейскую дубинку.
Хоппер последовал примеру толстяка.
Полицейские исчезли в квартире, при этом не удосужившись даже закрыть за собой дверь.
Джаспер поднялся на этаж, замер у входа в квартиру и осторожно заглянул в чернеющую прихожую. Он тоже почувствовал вонь. Казалось, здесь протухла не просто какая-то крупная рыба, а целый кашалот.
Лучи полицейских фонарей блуждали по стенам, под сапогами констеблей надсадно скрипели половицы. Бэнкс вдруг выругался:
– Проклятье!
– Что такое?
– Я споткнулся обо чт… – он замолк.
Хоппер подошел к нему и уставился в пол. Пробурчал:
– Ну почему все обязательно должно было усложниться?
– Кажется, выходной доктора Горрина только что испортился окончательно! – с досадой проговорил Бэнкс и высветил фонарем на полу гостиной, в паре шагов от чернеющего камина, лежащий ничком труп. – Хоппер, проверь квартиру!
Хоппер кивнул и проследовал в спальню, затем – в небольшую кухоньку, заглянул в чулан.
– Никого, Бэнкс.
– Хорошо. Держи фонарь. Свети.
Передав напарнику фонарь, толстый констебль достал блокнот и принялся записывать. При этом он начал бубнить себе под нос:
– Мужчина. Явно убит…
– Рана на спине, – вставил Хоппер. – Ты видишь рану на спине?
– Глаза пока на месте, – пробурчал Бэнкс. – Из-за раны на спине я и решил, что он убит.
Констебль продолжил делать записи и озвучивать свои наблюдения:
– Мертвяк лежит на животе. Убит, видимо, в спину: жертва явно не подозревала о том, что произойдет. Не удивлюсь, если они были знакомы с убийцей.
– Погляди на нашивки! Погляди на его нашивки, Бэнкс!
– Вижу. Фонарем не качай! Полагаю, это и есть хозяин квартиры: наш охотник сэр Хэмилтон.
Джаспер, который, затаив дыхание, слушал весь разговор полицейских, недоуменно округлил глаза. Хоппер был удивлен не меньше.
– Даже без доктора Горрина понятно, – сказал громила-констебль, – что этот труп здесь лежит уже довольно давно. Так как тогда сэр Хэмилтон может быть давно мертв, если он только сегодня должен был вернуться из экспедиции?
Повисла недобрая тишина.
– Мне все это очень не нравится, Хоппер, – сказал наконец Бэнкс. – Уж я не знаю, кто там ездил в эту треклятую экспедицию, но это был явно не сэр Хэмилтон.
– Тьфу! Кхе-кхе… – Хоппер закашлялся и закрыл лицо колючим сестриным шарфом – очевидно, констебль несколько приврал насчет своего обоняния, и уже просто не мог сдерживаться. – Мертвяк как будто еще сильнее завонялся. Дышать невозможно. Даже я теперь ощущаю эту гниль!
– Открой окно, Хоппер. Открой все окна и… постой! – Бэнкс вдруг поднял голову и втянул носом воздух. – Ты чувствуешь это? Еще какой-то запах. Как будто… торт? Нет, пирожное! Или… нет, не знаю…
Хоппер возмутился:
– Как здесь вообще можно что-то разобрать? Какой еще запах пирожного? Это важно сейчас?
– Наверное, нет. Открой скорее окна.
Что-то толкнуло Джаспера вперед. Зажав нос пальцами, он на цыпочках пробрался в квартиру. Воспользовавшись тем, что один констебль отправился открывать окна, а другой низко склонился над покойником, пристально его изучая, мальчик спрятался за диваном в гостиной.
Джаспер осторожно разжал пальцы и пустил в ноздри зловоние квартиры сэра Хэмилтона. Хуже запаха за всю свою жизнь он, без сомнения, не чувствовал. Первое время мальчик ощущал лишь трупную вонь залежавшегося тела, но вскоре к ней и правда добавился запах чего-то
