Макс Фрай - Сказки старого Вильнюса IV
– Следовательно, пекарня все-таки существует, – торжественно заключает Ежи. – Вопрос – где?
Что бы там ни говорил Саливаныч, а на улице Жиду ее нет. Алена там не была ни разу, я ее спрашивал. Вообще понятия не имеет, о чем речь. Была уверена, что пирожки из кондитерской на углу. Или из университетской столовой. Собственно, ей просто все равно.
– Значит, Алена нам не помощница, вздыхает Каролина. – А я как раз думала, что надо было ее расспросить.
– Не надо, – Ежи решительным жестом отметает все бесперспективные идеи и заодно салфетки со стола. Хорошо хоть не чашки.
– Расспросы, как мы неоднократно убеждались, ни к чему путному не приводят, – говорит он. – Поэтому мы просто за ним проследим.
Мы с Каролиной глядим на Ежи во все глаза. Надо же, а. С виду – самый обычный человек. Среднего роста, среднего сложения, в джинсах, сером пальто нараспашку и футболке с черепом Дарта Вейдера под ним, сотни таких ежедневно ходят по улицам, ничем не привлекая внимания. А на поверку оказался законченным психом. В смысле, настоящим гением сыска. Если бы не он, нам бы и в голову не пришло, что можно просто…
– Проследить, – с удовольствием повторяет Ежи. – Проследить за Саливанычем будет несложно. Он же не то что нас, бредущих следом, а всадников апокалипсиса не заметит, пока бледный конь на ногу не наступит. Да и тогда – не факт.
Мы с Каролиной понимающе переглядываемся. Похоже, мы сейчас думаем об одном и том же. Что, во-первых, глупо устраивать какую-то нелепую слежку, когда можно просто попросить Саливаныча взять нас с собой в пекарню. Он не откажет. Возможно, посмеется над нашей неспособностью пройти по начерченному на бумажке маршруту, но уж что-что, а его добродушные насмешки мы определенно переживем.
А во-вторых, мы думаем, что договориться с Саливанычем о совместном походе в пекарню любой дурак может. А вот тайно за ним проследить – это же настоящее приключение! Мы, все трое, уже давным-давно до изумления взрослые люди, так и не связавшие свою жизнь с сыскной деятельностью. И Саливаныч со своими неуловимыми пирожками – наш единственный шанс поиграть, как…
– Как мы с тобой шпионов ловили, – говорит мне Каролина. – Ты помнишь?
Господи, еще бы. Конечно, да.
– Каких шпионов? – удивляется Ежи.
– Это еще в школе было, классе в пятом, – объясняет ему Каролина. – Домой сразу после уроков идти не хотелось, поэтому мы придумали игру: садились в троллейбус, выбирали самого подозрительного, на наш взгляд, пассажира, ехали с ним до его остановки, выходили, шли следом, сколько возможно, пока не утыкались в непреодолимую преграду – запертую дверь подъезда, или проходную, где вход только по пропускам. И аккуратно записывали разведданные в специальный блокнотик: особые приметы, маршрут, конечная цель. Интересно, куда он потом подевался?..
– Эх, я бы почитал! – мечтательно говорит Ежи.
– Да я бы и сама почитала. Но бог с ним. Главное, что теперь можно еще раз в это поиграть. Какой же ты молодец, что предложил!
– Да, я молодец, – самодовольно подтверждает Ежи. – Приятно на склоне лет получить признание, хотя бы в узком кругу ценителей.
– Смотри, допрыгаешься, – с напускной суровостью говорю я. – Сейчас возьму у тебя автограф. Чувствую, я уже на грани.
– Ни в чем себе не отказывай, – смеется Ежи. Достает из кармана огрызок карандаша из IKEA, подбирает с пола им же сброшенную салфетку, старательно, большими буквами, как в детском саду учили, пишет там свое имя, результат протягивает мне.
Каролина возвращает нас с неба на землю.
– Но слушайте, а как мы узнаем, когда Саливаныч пойдет за пирожками?
– Да очень просто, – пожимает плечами Ежи. – Выберем день, когда у него нет лекций, а у нас своих срочных дел, позвоним, напросимся в гости. Честно скажем, что ужасно хотим пирожков. И будем с утра караулить его у подъезда. Саливаныч, конечно, мужик эксцентричный. Но все же не летает в свою пекарню на белых журавлях. И, что еще важнее, не ездит туда на такси. У него же пунктик – всегда и везде ходить пешком. А нам того и надо.
– Если что, – говорю я, – в эту субботу я вполне могу. А потом уеду до самого Рождества.
– В субботу – да, пожалуй, – кивает Каролина.
– Отлично. Тогда я звоню Саливанычу, – объявляет Ежи и достает из кармана телефон.
* * *– Вышел, – говорит Ежи. – Матерь божья, наконец-то вышел! Я уже не верил. Сто раз себя проклял за эту дурацкую идею. В июле надо устраивать слежку. В июле! А не в декабре.
Мы с Каролиной яростно киваем. Мы за сегодняшний день тоже успели неоднократно прийти к выводу, что нынешний небывало теплый декабрь на самом деле не такой уж теплый. Плюс пять – это, конечно, просто отлично, пока быстро-быстро идешь по улице, на ходу снимая перчатки и расстегивая пальто. Но для того, кто часами топчется на одном месте, плюс пять – это практически лютый мороз.
Ладно, ерунда. Главное – мы дождались.
Сложнее всего оказалось договориться о графике дежурств. Глупо было бы весь день втроем топтаться у подъезда Саливаныча, но и пропускать самое интересное – собственно слежку – никто не хотел. Судя по тому, что пирожки на нашей памяти всегда были не просто свежими, а почти теплыми, Саливаныч пойдет за ними только под вечер. Но не такой он человек, чтобы полагаться на незыблемость его расписания. К тому же, у него могут быть какие-то другие дела. Следовательно, придется караулить с самого утра.
В итоге решили, что Каролина придет около девяти, за час до полудня ее сменю я, а примерно к двум явится Ежи. Если Саливанычу приспичит выйти из дома пораньше, дежурный вызовет отсутствующих, и мы попробуем присоединиться где-нибудь по дороге. А если нет, мы с Каролиной вернемся в половине пятого, когда окончательно стемнеет.
Так и сделали.
Нас, конечно, терзали опасения, что Саливаныч выкинет какой-нибудь финт – к примеру, заночует не дома или, чего доброго, впервые в жизни выскочит ни свет ни заря на какую-нибудь нелепую оздоровительную пробежку, а потом загуляет до самого вечера, так и не переодевшись, с него станется. «Это же Саливаныч», – горестно вздыхала Каролина, и мы с Ежи целиком разделяли ее тревогу.
Однако наш учитель проявил свойственное ему великодушие: спокойно просидел дома до начала шестого, причем время от времени демонстративно курил на балконе, чтобы затаившийся на противоположной стороне улицы наблюдатель знал, что томится не напрасно. И наконец вышел из подъезда в светлой вязаной шапочке, как будто специально позаботился, чтобы мы не потеряли его в темноте. Одним словом, Саливаныч повел себя как идеальный объект слежки, мечта начинающего сыщика. Он всегда был снисходителен к новичкам.
– Наконец-то! – повторяет Ежи, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
Последние секунды ожидания самые томительные, но мы мужественно терпим. Потому что каким бы рассеянным ни был наш Саливаныч, а следовать за ним, совсем уж наступая на пятки, не годится. Сыщики мы, или кто?
– Пошли, – наконец командую я. – А то сейчас окончательно потеряется в темноте, и шапка не поможет.
– Ничего, на Тото… в смысле, на Траку фонарей будет больше, – бодро говорит Каролина. – И еще витрины. Я сейчас сюда этой же дорогой пришла, там совсем светло.
Это отличная новость, потому что пока тусклого оранжевого света немногочисленных фонарей вполне достаточно, чтобы видеть лица друг друга, но отличить Саливаныча от других таких же невысоких плотных прохожих в мешковатых темных куртках не так просто, как нам казалось. Но ладно, спасибо за шапку, как-нибудь справимся.
И мы справляемся.
В смысле очень быстро, чтобы не отстать от проворного Саливаныча, идем вниз по улице Басанавичюса, мимо витрины маленького магазина с разноцветными английскими башмаками, мимо Русского театра, мимо ярко освещенной вывески страховой конторы, ускоряем шаг, почти бежим до перекрестка с Пилимо, где пламенеет алое око светофора, призывая прохожих притормозить.
Ох. Призывать-то оно призывает, но когда это подобные пустяки останавливали Саливаныча, который как всегда о чем-то задумался на ходу, а значит, прет, не разбирая дороги, и пусть весь мир как-нибудь сам выкручивается, придумывает, как нашему рассеянному гению уцелеть.
Мир, надо отдать ему должное, действительно как-то выкручивается всякий раз, по крайней мере, Саливаныч до сих пор жив-здоров; насколько я знаю, он вообще никогда не попадал в сколь-нибудь серьезные неприятности, подстерегающие в городских джунглях и гораздо более осторожных людей.
И вот прямо сейчас мы видим, как это происходит: улица Пилимо, которую пересекает на красный свет Саливаныч, совершенно, обескураживающе пуста, ни одного автомобиля, ни троллейбусов с автобусами, которых здесь вообще-то не меньше десятка разных маршрутов – ни-че-го.
