Планы на осень - Владимир Алексеевич Ильин
С кухни зашумела вода.
— Иголки чистые еще остались? — Вернулся я обратно. — Нужно две.
Когда собственная кровь — главный реагент, относишься к такому спокойно. А вот Анна Викторовна пока морщится.
— Там же, в пакете на спинке стула.
С будущим домовым вышло все просто, как и должно быть: капнули на дерево внутри домика по капле крови — моей и хозяйки квартиры — приложили татушку сверху.
— И когда твой домик заработает? — Не дождавшись спецэффектов, уточнила шеф, скрестив руки на груди.
— Уже работает. Обживается пока, — пожал я плечами. — Сущность беса хочет домен, а людская память подсказывает, каким идеальным домен должен быть: собственный дом с лужайкой. Ну а так как память, мягко говоря, несовершенна, то откуда бесу понимать разницу между большим и малым, игрушечным и настоящим? У бесов с восприятием нашего мира и без того проблемы.
Шеф задумчиво хмыкнула:
— А подношения в виде конфет?
— Память-то от студента. А все студенты знают, что конфеты — главное подношение, — наставительно произнес я. — Был бы алкаш, ставили бы стопочку. Игрушечную, с капелькой внутри. Главное — подобие!
На этом принципе строится вся ритуалистика — наговоры и проклятия над игрушечными куклами; знаки над фигурками домов или целых складских комплексов. Целый курс рукоделием занимались и доски с краской переводили на домики — серьезная, сложная наука. У девчонок, понятно, лучше получалось с куклами — терпения больше, старания, чтобы и лицо кукле нарисовать, и одежку с обувкой сшить… Ну и дальше по настроению — могут наговор нашептать, и болезнь уйдет. А могут иголкой в живот ткнуть, и на сортире сидеть намаешься. Мужская часть группы охотнее делала домики — на моем курсовом проекте опрокинутый над моделью универа стакан с водой обернулся ливневым штормом. Кое-как трояк получил за год усилий — чердак и верхние этажи залило… Ну и имя призванного беса не указал в текстовой части, что сразу минус бал.
Но это все равно уровень «трудов». Ни на что более серьезное такие поделки не годятся — и делать долго, и подобие слабое, и материалы не способны долго держать Бездну — обычные тряпки, пуговицы, доски и гвозди очень быстро оборачивались трухой. Все серьезное требует совсем другого подхода, таланта и материалов — плоть и кровь станут основой.
Ну а этот игрушечный домик будет спасать от распада сам подселенный бес — его домен, ему и чинить.
«Татушка» тем временем резко прижалась к поверхности — с характерным звуком. Рядом невольно дрогнула Анна Викторовна.
— Жертва кровью благосклонно принята. — Прокомментировал я. — Теперь ее только с деревом отдирать.
— И многих такое охраняет? — Кивнула Аня на домик.
— Вообще, редкость. — Почесал я затылок. — Сама представь: сначала надо «татушку» вырастить на человеке. Рано срывать нельзя, толку не будет — надо, чтобы бес перезрел, напитался инфой. Потом «татушку» вырезают, а бывшего носителя желательно убить.
— Та-ак.
— Да жив носитель, там не в этом дело. Дослушай, — укоризненно глянул я на нее. — Домовой пропускает тех, чью кровь попробовал. Он пустит нас с тобой и того парня из метро. Для серьезных контор такое, сама понимаешь, недопустимо, вот и не пользуются. А нам пойдет.
Потому что про домового надо для начала узнать, и только потом искать бывшего носителя, что само по себе почти нереально — надо ведь как-то связать меня с тем инцидентом в метро. А я даже отчет написать не успел… Короче, обойдется.
— То есть, если такое стоит в серьезном месте — то хозяева на статью уже заработали? — Задумчиво уточнила Аня. — Убийство человека…
— Создатели такого домика заработали. — Уточнил ее слова. — Их еще найти нужно. Хозяева скажут, что ничего не знали.
— А я, кстати, что скажу?
— Что я на себе «татушку» вырастил и подарил, — пожал я плечами. — Это правда и медицинский факт — вчерашняя скорая подтвердит. Но, понятное дело, обычно по своей воле такого никто делать не станет. Часть себя выкидывать — больно.
— А я?.. Я что потеряю?.. — Глубоко вздохнула Аня. — Когда ты беса вырежешь…
Я встал напротив и, успокаивая, обнял за талию.
— Думаю, ты потеряешь работу. Я же рассказывал: не будет беса — не будет защиты на мозгах.
— Если только работу, то плевать, — шагнув ближе, прижалась она крепко-крепко, обняв меня за плечи. — Тебе ведь можно на первую пару опоздать? — Промурчала Аня, потеревшись носиком о мою футболку.
— А тебе? — Одной рукой я распустил завязку ее халатика и принялся вдумчиво исследовать ладонью соблазнительные взгорья и ложбины.
— Я полтора года не опаздывала.
— Тогда просто необходимо.
В общем, на первую пару я не поехал, на вторую — едва успевал. Утром прошел снег, и город на поверхности грозился замереть в пробках — такси до метро ползло минут двадцать. В подземельях, впрочем, тоже было не особо комфортно — плотная людская масса накатывала волной к кромке платформы, заслышав приближающегося состава. Те, кто стоял впереди, отчаянно держались, чтобы их не скинули на рельсы, но отказаться от шанса первыми залезть в вагон не желали. Обычный день большого города — сотни таких вспомню, и сотни таких, надеюсь, еще ждут. Из необычного в этот раз — только содержимое моих карманов. Волосы с расчески, подсохшая кровь на медицинской игле, носки, обломок ногтя… Чужое, ворованное — собранное за спиной Анны Викторовны без разрешения, но необходимое для будущего ритуала.
Вещи, что носили у тела, расплетутся на нити и станут основой куклы. Волосы — к волосам. Подсохшая кровь будет бережно склеена в подобие крошечного сердца. Или в метро жарко, или предчувствие скорого костра жжет ступни?
Опасная болезнь — доверие. Когда-нибудь я им заболею и, с эмоциями верного щенка, смогу рассказывать женщине в одной с собой постели, что и как буду делать: сколько законов нарушу, какую власть вынужденно над ней получу, но использую только ради ее блага. Ну а подполковник, пропуская мои волосы сквозь пальцы, будет просить новых и новых подробностей: о том, кто в городе может сделать настоящую куклу-подобие, и где этот человек живет. Редкий, очень редкий специалист. Потом мне доверительно сообщат, что между собственным благом и присягой выбирают второе. У подполковников к доверию иммунитет — пострадает с недельку и пройдет. А мне от такой болезни помереть легче легкого.
— Станция «Университет», — голосом из динамиков в вагонах. И еще два раза, на английском и китайском языках, пока основная масса народа
