Архивы Дрездена: Перемены. Адская работенка - Джим Батчер
Я не особенно силен по части земной магии. Выражаясь физическими терминами, эта дисциплина требует значительных усилий. Проще говоря, суть ее заключается в перемещении с места на место изрядных тяжестей, а то, что это происходит с помощью магии, вовсе не означает, что законы физики при этом игнорируются. Собственно, это относится к магии в целом: энергия для создания тепла или движения может исходить из самых разных источников, но взаимодействовать с реальностью ей придется точно так же, как любой другой энергии. Из чего следует, что перемещение нескольких тонн земли требует уймы сил, и это чертовски трудно… но не невозможно. В свое время Эбинизер настоял, чтобы я вызубрил хотя бы одно полезное, хотя и утомительное, заклятие из разряда земной магии. В реальном мире мне пришлось бы копить силы для него целый день. А вот здесь, в Небывальщине…
Я поднял посох, нацелил его в землю перед собой и начал монотонно, нараспев повторять:
– Dispertius!
Конечно, я порядком вымотался, но все же собрал остаток сил и воли, бросил их в посох, и перед моими ногами в земле отворилась похожая на каменную пасть щель.
– Нет, – заявил Боб. – О нет. Нет. Ты же не собираешься сунуть меня в эту…
Для моего истерзанного тела это стало форменной пыткой, но я все-таки запихал в образовавшуюся щель сумку с мечами, Бобом и прочей всячиной.
– Не забудь вернуться! – крикнул Боб из темноты.
Воздух заполнился злобным шипением тысяченожек.
Я снова нацелил посох на щель.
– Resarcius! – прохрипел я из последних сил, и земля снова сомкнулась, укрыв от взора сумку со всем ее содержимым. На поверхности остался только едва заметный, ничем не примечательный бугорок. Заклятие должно было помешать обнаружить тайник любому, кто не знал, что там находится, а наткнуться на тайник случайно почти невозможно – так глубоко я его запрятал. На это я, во всяком случае, надеялся.
В общем, с учетом обстоятельств, я обеспечил Бобу и мечам максимум сохранности. Моя стена серебристого огня медленно опадала – самое время убираться, пока не поздно.
Ноги у меня подкашивались от усталости, пришлось даже опереться на посох, чтобы не упасть. Мне осталось сделать всего одно усилие, чтобы избежать смерти в этом райском уголке, а потом…
Огненное кольцо опало настолько, что одна из тысяченожек, выгнувшись дугой, перекинулась через него и оказалась на другой стороне. Ее фасетчатые глаза уставились на меня, и жвала голодно лязгнули в предвкушении сытного обеда.
Я отвернулся от нее, в последний раз сосредоточился и взмахом руки прорвал в воздухе узкое отверстие из Небывальщины в реальность. А потом нырнул в него рыбкой.
Мне никогда еще не доводилось переходить из мира в мир сквозь такую узкую щель. Ощущение было такое, словно меня запихнули в уплотнитель мусора. И боль – неистовая боль, мгновение которой растянулось, казалось, на целый час, а мысли словно спрессовались в невообразимо тугой комок, этакую психическую черную дыру, в которую провалились все мои эмоции и воспоминания… а может, и не провалились насовсем, а всего лишь исковеркались, напитались ядом, от которого сводило судорогой сердце.
А потом я миновал эту щель между мирами. Краем глаза я еще успел увидеть тысяченожку, пытавшуюся прорваться следом за мной, но и без того узкий проход закрылся прямо перед ней.
Я провалился фута на три вниз, больно саданулся бедром о край моего рабочего стола и мешком повалился на бетонный пол лаборатории.
Вокруг послышались крики, кто-то навалился на меня, перевернул физиономией вниз и, упершись коленом в позвоночник, заломил мне руки за спину. Кто-то что-то говорил, но я даже не пытался угнаться за смыслом сказанного – слишком много сил отнимали у меня боль и усталость, чтобы думать о какой-то ерунде.
По правде говоря, единственное, что я испытывал при мысли о том, что меня арестовывают, это облегчение. Жуткое облегчение: наконец-то я смогу расслабиться и отдохнуть в славных, добрых наручниках.
Или, возможно, в смирительной рубашке – это уж как фишка ляжет.
Глава 13
Меня отвезли в чикагское отделение ФБР на Рузвельта. У входа нас встретила толпа репортеров, и они наперебой принялись выкрикивать вопросы, тыкать в нас микрофонами и слепить вспышками. Два дюжих полисмена вынули меня из машины и почти на руках внесли в здание. Федералы не сказали репортерам ни слова, зато Рудольф задержался, чтобы подтвердить: расследование взрыва продолжается, задержаны несколько лиц, «представляющих интерес для следствия», так что честные граждане города Чикаго могут спать спокойно, бла-бла-бла, бла-бла-бла.
Невысокий, хрупкого сложения тип в казенном штатском костюме, с белой, как рыбье брюхо, кожей и угольно-черной шевелюрой подошел к Рудольфу, приятельским жестом положил ему руку на плечо и выдернул из кольца репортеров с силой, от которой тот едва удержался на ногах. Рудольф начал было возмущаться, но Стройняшка – про себя я окрестил его так – смерил Рудольфа взглядом, и Руди стих.
Я помню, как меня протащили через пост охраны, подняли куда-то на лифте и сунули в кресло. Стройняшка снял с меня наручники. Я немедленно сложил руки на столе перед собой и опустил на них голову. Не знаю, надолго ли я вырубался, но, когда я снова пришел в себя, какая-то чопорная, сурового вида тетка светила мне в глаза фонариком.
– На сотрясение мозга не похоже, – сообщила она. – Реакции в норме. Полагаю, это простое переутомление.
Я находился в небольшом кабинете, всю обстановку которого составляли стол для совещаний, несколько кресел и широкое, во всю стену, зеркало. Стройняшка стоял у двери; рядом с ним стоял Рудольф – моложавый мужчина в костюме, явно слишком дорогом для его должностного оклада, и с омерзительно аккуратной прической. Плечи его аж ссутулились от нетерпения.
– Он просто симулянт, – настаивал Рудольф. – Он пропадал из нашего поля зрения всего на несколько минут. Как он мог переутомиться за это время, а? Не вспотев при этом? И не задыхаясь? Он жулик, я точно знаю. Нам не стоило давать ему час на передышку – он еще чего-нибудь выдумает.
Стройняшка смерил Руди бесстрастным взглядом. Потом посмотрел на меня.
– Я так понимаю, – заметил я, – добрый полицейский здесь вы?
Стройняшка закатил глаза:
– Спасибо, Роуз.
Тетка сняла с шеи стетоскоп и, бросив на меня неодобрительный взгляд, вышла.
Стройняшка подошел к
