Грехи отцов - Гоблин MeXXanik
— Вы бы шли спать, Павел Филиппович… А я почитаю для Людмилы Федоровны…
— Что ты решил почитать? — поинтересовался я.
— Ее старую бухгалтерскую книгу, — важно сообщил Питерский, показывая мне толстую тетрадь в потертой кожаной обложке.
Я покачал головой, решив, что хуже от этого точно не будет. Встал на ноги и потянулся. Помощник уселся на опустевшее место и наклонил лампу ближе к раскрытым страницам тетради.
— Итак, госпожа Людмила Федоровна, сейчас мы с вами пройдемся по цифрам прихода и расхода за тысяча девятьсот девяносто третий год…
Я вышел в гостиную и прикрыл дверь. Дом настороженно молчал. И я вдруг понял, что раньше он никогда не был таким пустым.
Пройдя на кухню, я нашел пару ломтей хлеба, намазал их чесночным маслом, положил сверху немного ветчины и принялся ужинать. Пламя конфорки плясало синими язычками. Я вскипятил чайник, заварил несколько щепоток трав и налил себе в кружку немного отвара. Остальной отнес в комнату к Виноградовой. Питерский не перестал диктовать цифры при моем появлении, лишь кивнул, дав понять, что заметил заботу.
С кружкой в руках я направился в свою комнату, разделся и наскоро принял душ. Облачившись в домашний халат вышел из ванной. Сел в кресло, но успел сделать лишь один глоток чая, когда телефон на столе зазвонил. лежавший на столе телефон. Я взял аппарат, взглянул на экран, усмехнулся и нажал кнопку приема вызова. Произнёс:
— Некроманты никогда не спят?
— Совести у тебя нет, Павел Филиппович! — послышался из динамика строгий голос бабушки. — Почему все важности я узнаю не от тебя?
— Потому что у тебя есть от кого их узнавать, — устало заметил я. — Я, кстати, хочу тебе сказать, что Александр Васильевич здорово мне помог. И уже не в первый раз.
— Ты таким образом пытаешься его похвалить? Или меня умаслить? — подозрительно спросила княгиня.
— Скорее, успокоить свою совесть, — нашел я более приятный ответ. — Он на самом деле заботится о нашей семье.
— Саша у меня такой, — вдруг с какой-то невообразимой нежностью произнесла бабушка. — Но я хочу услышать, как ты провел вечер. Если, конечно, исключить этот безобразный поступок Свиридовой…
Я понял, что отвертеться не получится. Да и приглашение на выходные было выдано неспроста. Поэтому честно признался:
— Я предложил Арине Родионовне пригласить родителей на семейный обед в твой особняк. Полагаю, ты не будешь против?
Мне показалось, что телефон выпал из рук бабушки. По крайней мере, звук удара был очень отчетливый. А потом Чехова глухо выругалась, совсем не по-княжески.
— Ты здесь? — спросила она после длительной паузы.
— Куда ж я денусь…
— Мальчик мой, неужели ты все же решился? — перебила меня бабушка. — Сам догадался или кто подсказал?
— Софья Яковлевна… — с укором начал я.
— Что? Знаю я твою породу! Весь в отца пошел. Он тоже долго запрягает. За твоей матерью ходил почти полгода и не решался взять за руку… Я уже беспокоилась, как бы она сама ему предложение не сделала.
— Зато со второй супругой у него проблем не было, — с горечью сказал я. Но сразу прикусил язык. — Забудь, что я об этом сказал.
— Могу сделать вид, что ничего не слышала. Но, наверно, будет лучше, если я скажу то, о чем мы никогда не говорили, мой хороший…
И если бы не это ее обращение в конце фразы, я и не стал бы слушать продолжение. Но зная бабушку, понимал: она назвала меня так неспроста.
— Отец хотел быстро найти тебе мачеху. Не могу сказать, что я одобряла его выбор, но после твоей матери все женщины казались мне неподходящими для моих мальчишек. И потому я попросила Филиппа не обращать внимания на мое фырканье. Он выбрал на роль супруги ту, которую хорошо знал, от которой не терял голову. Ту, чья смерть окончательно не свела бы его с ума…
Какое-то время мы молчали. Я слышал, как бабушка дышит. И тоже не решался нарушить тишину.
— Годы были лихие, — заговорила она наконец. — Филипп мог не вернуться в любой из дней. Он хотел, чтобы у тебя был кто-то близкий. И был уверен, что Марго примет тебя. Она была рациональной, уравновешенной, не витала в облаках. Поначалу я тоже верила, что вы поладите. Она смотрела на тебя по-доброму. Пока не понесла. И потом… мы никогда не обсуждали с тобой, что произошло в ту ночь в твоей комнате.
— Нечего обсуждать, — с тяжелым сердцем ответил я. — Я помню лишь то, что она вошла в мою спальню. А потом дико закричала и побежала прочь.
— Ты был слишком мал…
— Дело не в этом, — оборвал я бабушку. — Я помню все дни до этого события и каждый день после него. Но именно в тот момент, когда Маргарита осталась со мной наедине, память меня подвела. Я помню только холод и ничего больше…
— Она тоже не помнит, что произошло. Почти неделя горячки и потеря ребенка сказались на ней не лучшим образом.
— На всех нас, — поправил я бабушку. — И я не виню отца за то, что он выбрал эту женщину, потому что меня он тогда не понимал. Думаю, он просто не знал, что ему делать со мной.
— Он не мог оставить тебя в доме одного, даже с толпой охраны. А в моем жилище, полном призраков, ты был в безопасности. Тогда на него совершали покушения едва ли не каждую неделю.
— Конечно, — согласился я. — Мне повезло, что ты точно знала, что со мной происходит.
— Я лишь догадывалась, мой мальчик. Потому что не помнила, каково было мое собственное становление в твоем возрасте.
Мы вновь замолчали, и я вдруг отчетливо осознал, что бабушка сжимает сейчас трубку, ожидая от меня что-то вроде осуждения. Поэтому уверенно ответил:
— Ты всегда была для меня опорой. И знаешь, кажется, что мы с отцом сможем найти общий язык.
— Было бы славно, — выдохнула женщина. — Когда родится ребенок…
Она осеклась, словно сказала что-то лишнее.
— Это будет хорошо, — продолжил за нее я. — Только я очень надеюсь, что следующий Чехов не будет некромантом. Еще один темный в семье точно окажется под прицелом Синода.
— Мы отбелили репутацию темных, — возразила
