Не выпускайте чудовищ из шкафа - Екатерина Лесина
– Конечно. – Зима отступила от стола. – Одежда ведь вам не нужна? – Матушка покачала головой. – Я заберу.
Могла бы и не спрашивать.
Она бы и не стала. У Бекшеева – точно, а вот матушка его – это совсем-совсем другое.
Пускай.
Просто почему-то снова обидно. Как в детстве.
Наверное, прав был князь, когда ты дурак, это надолго.
– У вас старых газет не будет? – Зима не поворачивалась к мертвецу спиной, предпочла втиснуться в угол между столом, на котором лежало тряпье, и стеной. – Надо забрать…
– В участок?
– Ну… не знаю. Ко мне. Там… там у меня много свободных комнат. – Она махнула рукой. – Надо… оно вряд ли, но никогда не знаешь, где найдется след.
– Можно и здесь. Здесь тоже хватает свободных комнат. И не только комнат.
Вдох.
И выдох.
– Что думаешь? – Легкий поворот головы и взгляд.
– Пока ничего. – Бекшеев подошел. Одежда гляделась грязным мокрым комом, из-под которого расползалась темная лужица воды. – Мало… информации.
– А когда достаточно?
– Не знаю. Больше это от меня не зависит. Раньше я мог открыть окно даже при малом количестве вводных данных. Более того, так и делал. Данных всегда не хватало. А теперь вот.
Кивок.
И ни упрека. Ни уточняющих вопросов.
– Что ж, значит, попробуем по старинке. Как-то ж раньше обходились без магов.
И подняла что-то.
Тряхнула.
– А может, прямо тут? Тут… столы вон.
Помещение и вправду было немаленьким. И столов в нем имелось с полдюжины, начиная от узкого, протянувшегося вдоль стены, и заканчивая железным, на которым прежде, надо полагать, разделывали туши. А теперь лежал славный паренек Мишка…
На мгновенье показалось, что она откажется.
Зима призадумалась, мотнула головой и сказала:
– Тогда помогайте.
– Что это? – Прикасаться к влажной ткани было неприятно. – Штаны… рваные…
Грязь. Ил. Водоросли. Песок, который скрипел под пальцами и осыпался на столешницу. А руки сами изучали, что ткань эту, толстую, прочную, но все одно не выдержавшую падения. Что дыры в ней.
Швы.
В подвороте левой брючины обнаружилась монетка.
– На удачу, – сказала Зима, разглядывая позеленевшую копейку. – И чтобы за проезд. Если в море. Рыбаки ведь не всегда возвращаются. Вот и повадились. Местное поверье, что если монетка будет, то святой Андрей примет душу. Одинцов бы сказал, что это эхо греческих мифов, отраженное в местечковом фольклоре. – Она хмыкнула.
Рядом с монеткой легла длинная кривоватая игла.
Нож в ножнах, тоже мелкий. Кошелек, в котором нашлось место мокрой трехрублевке и паре копеек.
– Странно… – Зима расправила купюру. – Откуда?
– Заработал?
– Чем? Его отец… он специфический человек. Ну да мы все тут… Он выходил в море. И Мишка тоже. Невестки. Рыбу сдавали на фабрику. Или продавали, если чего хорошего выловится. Но деньги Яжинский забирал себе. И сам уже распределял. Разве что Отуле мог выделить, чтоб она потом раздала на женские всякие штуки. А так… их много. И нужно тоже много. Мука. Масло. В дом всего… одежда, обувь. И приданое. Еще в пару копеек я поверю, мог бы Мишку наградить за старание… если бы рак на горе свистнул. Но три рубля?
– Позволите?
– Опять выкаем? – Она насмешливо глянула из-подо лба, но купюру протянула.
А Бекшеев подумал, что там, на Большой земле, с этой купюры первым дело отпечатки пальцев сняли бы. Если бы они уцелели в морской воде. А он вот не умеет.
Но умеет кое-что другое.
Он поднес мятую бумагу к глазам. И закрыл их, пытаясь дотянуться до остатков дара. Странное дело, но тот не стал упрямиться, потянулся жгутами силы. К пальцам. Сквозь пальцы. Морская вода? Дрянь. Вода сама по себе стирает всю-то силу, но сейчас купюра в руке вдруг вспыхнула зеленью и синевой. Над поверхностью ее заплясали искры, складываясь в узоры. И оставалось мелочь – отделить один от другого.
Свежие.
Ему нужны самые свежие. И вот этот… этот знаком. Скорее всего, паренька, но Бекшееву нужно будет что-то из его вещей. Хотя… вещей здесь с избытком.
– Нож. – Бекшеев протянул руку, и в нее вложили нож.
Правильно. Монеты – сродни купюре, ненадежные свидетели. А вот нож парнишка любил. И носил с собой…
Не только его.
– И ту первую. С ножом.
Позеленевшая копейка легла рядом. Именно то, что нужно. Нож и копейка. И узор над ними знакомый. Отлично.
Стало быть, первый отпечаток – парня.
Второй более слабый, но для сравнения годится, как и третий, а вот дальше все размыто и смазано. Но, может, хватит и двух? Бекшеев отпустил силу и выдохнул.
– И?
– И теперь, если будет с чем сравнить, я могу точно сказать, кто трогал эти деньги до… него, – Бекшеев вернул улики на стол, – если, конечно, не был в новых перчатках.
– А если в старых?
– Со временем любая вещь перенимает энергетику владельца. И старые перчатки оставят след. А вот новые… – Он поморщился и чуть огляделся. – Повезло. Сейчас сила так легко не отзывается, но что-то с этими вещами… пошло.
– То есть нам осталось пойти по острову…
– Нет, – Бекшеев головой мотнул, – на всех меня точно не хватит. Это только кажется, что легко, а на самом деле сил требует приличных. И пару сравнений я еще проведу, но всех и каждого – увольте.
Кивок.
И снова осмотр.
Майка. И грязная рубашка, которую Зима разглядывает особенно пристально. Потом возвращается к куртке. Снова к рубашке. И к штанам. Она закрывает глаза и просит:
– Отойди…
И Бекшеев послушно отступает.
Интересно.
Нет, он видел ищеек, при штабе всегда была парочка. Но те были вечно какие-то полусонные, будто пребывающие мыслями где-то невероятно далеко.
– Кровь, – она выдохнула и склонилась над штанами, – здесь кровь…
– Кровь, – согласился Бекшеев. – Его все-таки убили и…
– Нет. Посмотри. – Ему с силой сунули те самые грязные штаны. – Видишь? Пятнышко совсем маленькое.
– Не вижу, – вынужден был признать Бекшеев.
И нахмурился. Ему очень не нравилось, что он не видел. Плохой признак. Очень и очень плохой.
Или это снова перенапряжение?
Если присмотреться, то… черная кошка в темной комнате? Черта с два. Крохотное, с булавочную головку, пятнышко на темной ткани, покрытой песком, грязью и хрен знает чем еще. Но сейчас, зацепившись взглядом, Бекшеев не мог понять, как он не увидел это пятнышко раньше.
Как…
– Это не его кровь. – Зима почти уткнулась в него носом. – Это… другая. Совсем другая! По запаху! – Она отпрянула.
И фыркнула.
Чихнула. Зачем-то потерла нос руками. И снова потянулась к этому пятну.
– Тут… тут пахнет… слабо очень. Отвернись!
И Бекшеев подчинился. Не стоит нервировать женщину, особенно ту,
