Не выпускайте чудовищ из шкафа - Екатерина Лесина
И нагрузки действительно снизились.
Бекшеев закрыл глаза, перед которыми заплясала разноцветная мошкара.
Ему, если подумать, повезло. Способности были, это да. У кого их нет? Но средненькие. И старался он. Нет, старался, конечно, потому как дело чести и Влад пропал. Только не так сильно, как остальные. Может, поэтому и сумел выдержать?
И с даром совладал.
И был удостоен того самого, мрачного:
– Гляди, не подведи…
Вахрустин остался там, не безымянной базе, среди людей, чьи лица стерлись из памяти, и наверняка не сами собой. Но… плевать.
Оно того и вправду стоило.
Додумать не позволили, дверь открылась, и матушка, войдя на кухню, сказала:
– Я тоже не откажусь от чаю. Молодой человек, будьте столь любезны, помойте руки. И присоединяйтесь. Благодарю за помощь…
Чайник она поставила сама.
И кружки достала, тоже не фарфоровые, потому как здесь и сейчас фарфор совершенно точно не подошел бы. Тихоня, устроившись на другом конце стола, сгорбился, обняв кружку ладонями.
Огромные.
И ногти квадратные. Еще одна деталь.
Главное – не увидеть, главное – научиться перестать видеть…
Бекшеев вот, выходит, так и не научился.
Все молчали.
Матушка начала первой. Она села с прямой спиной. И кружку с кипятком поставила напротив. Положила руки на стол, с локтями вместе. Пальцы едва-едва касались оловянных боков. Взгляд ее был устремлен на столешницу.
– Он упал уже мертвым, – сказала она наконец. – Этот мальчик.
– Ты уверена?
Бекшеев осекся и запоздало прикусил язык.
Но заработал недовольный взгляд.
– Само собой, хотя… Идем. – Она поднялась резко. И кружка осталась на столе. А вот спорить сейчас было бы неразумно. И Бекшеев тоже встал. Поморщился. Не то чтобы его ожидало что-то новое, но вот до сих пор он не любил покойников. – Это проще показать. И нет, полноценное вскрытие я пока не делала, поэтому можешь не кривиться.
Бекшеев и не собирался. Но возражать не стал. Когда матушка злится, ей лучше не возражать.
Зима тоже встала.
А вот Тихоня не шелохнулся. Он вообще казался то ли спящим, то ли задумавшимся. Над чем?
Мальчишку укрыли простыней. Матушка сняла ее осторожно, словно опасаясь побеспокоить. Бледная кожа. Одежда чуть в стороне кучей грязного тряпья. А вот тело…
– Многочисленные внутренние повреждения. – Пальцы матушки коснулись мертвеца. – Позвоночник сломан в двух местах. Количество трещин посчитаю позже. Кости таза. Слева почти в осколки. Ребра. Я напишу подробный отчет. После вскрытия. Руки. И ноги. Раны в принципе соответствуют ранам, полученным при падении с большой высоты.
– Но?
Всегда было это треклятое «но».
– Он полетел вниз головой. Впрочем, это тоже возможно, – матушка обошла тело, – практика показывает, что часто по положению тела нельзя понять, сам ли человек упал. Приземляются и на ноги, и на грудь, и на спину. И на голову… Здесь большинство ран получены как раз от соударения с твердой поверхностью. – Иногда она дразнила. Нет, не специально. Это не было игрой. Просто матушка смотрела еще раз, опасаясь пропустить что-то и вправду важное. – Но получены они были уже после смерти.
– Как? – тихо поинтересовалась Зима. – Как вы это поняли?
– Сердце. – Рука матушки легла на грудь паренька. – В момент смерти сердце останавливается. И перестает качать кровь по сосудам. Соответственно и кровь тоже замирает, если говорить просто. И тогда, в случае разрыва сосуда, кровь из него не выливается. – Матушка убрала руку. – У него множественные повреждения внутренних органов, но кровоизлияний нет. Зато есть вот это, – она повернула голову чуть набок, – видишь?
И обращалась не к Бекшееву.
Зима подалась чуть вперед. И покачала головой.
– На шее. Вот здесь… к слову, повезло или нет, но на шее повреждений почти нет. И рыбы объесть не успели. Полагаю, тот, кто его убил, надеялся, что тело или утянет в море, или вынесет, но не так рано. В любом случае еще сутки, и этот след вряд ли получилось бы увидеть.
Бекшеев и сейчас не видел.
А вот Зима вытянулась. И глаза ее чуть прищурились. И желтизна в них стала очевидно гуще.
– Рана. – Синеватый ноготь коснулся краев[1] небольшой царапины. – Ровная. Очень.
– Именно. А еще обрати внимание, – матушка чуть сдвинула края, – она пробивает стенку артерии, но вновь же на одежде в этом месте нет следов крови. Я смотрела.
Которые должны бы быть, потому как пробить сонную артерию и не изгваздать все в крови – задача невыполнимая.
Все-таки убийство.
Дерьмо.
Вот только этого Бекшееву не хватало.
– Следовательно, рана тоже была нанесена посмертно, но, полагаю, почти сразу после смерти. Минут пару. Я затем измерю остаточные эманации, хотя с неодаренными сложнее, но, думаю, справлюсь. От них во многом зависит скорость распада тканей. Есть еще кое-что… цвет. Видишь? Он долгое время провел в холодной воде, что позволило телу сохраниться. И не только в воде дело… – Матушка повернула голову мертвеца еще сильнее. – Так вот, на груди, на спине его, на руках и ногах кожа одного оттенка, а вокруг раны она бледная. И обескровленная.
– В… смысле? – Зима отстранилась.
И снова подалась вперед. И черты лица ее слегка поплыли. А ноздри дернулись, раздуваясь, вбирая запахи.
– Скажем так. Если оперировать исключительно фактами, то убийца зачем-то высосал из тела кровь. Не всю. Думаю, миллилитров сто, может, чуть больше. Навскидку сложно сказать. Причем сделал это уже после смерти. Что нелогично.
– С живого проще?
– Именно, – кивнула матушка, – сердце качает. Кровь сливается. Это… известная практика.
И отвернулась, скрывая дернувшиеся губы. Зима тоже отвернулась – с куда большей поспешностью и в другую сторону.
Только он, Бекшеев, остался стоять дурак дураком.
И мальчишка еще лежал вот неподвижно, в потолок пялился. Но с него какой спрос?
– Значит… – Зима вытерла ладони о штаны. – Мишку сперва убили, потом попытались выпить кровь, а когда не вышло, сбросили со скалы?
– Полагаю, именно так. – Матушка быстро взяла себя в руки, и только пальцы коснулись высокого кружевного воротника. – Но вскрытие я все же проведу. Хочу попробовать окрасить ткани. Проверить одну теорию… на это потребуется время. Поэтому пока вот так.
– Спасибо. – Зима поклонилась, и пальцы ее сжались в кулаки.
А Бекшеев спохватился.
– Как все-таки он умер?
– А я не сказала? Простите… шею ему сломали. Причем весьма ловко, вот, – матушка вновь повернула голову парнишки в другую сторону, – и это определенно не несчастный случай. И не падение.
В этом Бекшеев не сомневался.
А матушка аккуратно прикрыла мальчишку простыней.
– Я… чуть позже займусь подробнее, – теперь она явно оправдывалась, и доказательством тому – легкий румянец на щеках, – вскрытие – это… долго. А должна зайти та милая
