КОМА. 2024. Вспоминая Джорджа Оруэлла - Изольда Алмазова
Я скинула кроссовки, закатала джинсы до колена и легла на спину, закинув руки за голову. Мой взгляд был устремлен в высокое голубое, совсем не осеннее небо. Шум листвы, мерный тихий плеск, накатывающих на берег волн, щебетанье птиц и доносящийся откуда-то издалека запах скошенной травы. Все просто, мирно и спокойно. Я смежила веки и провалилась в приятную дрему.
Не знаю, сколько я находилась в этом блаженном состоянии, пока кто-то осторожно не потрепал меня по плечу.
– Женечка, проснись. Ты можешь сгореть на солнце.
Я неохотно открыла глаза. Паша Гольский заботливо взирал на меня с высоты своего роста.
– Как же здесь хорошо, Пашенька, – промурлыкала я и села.
– Ты не хочешь с нами прогуляться по лесу? – без предисловий поинтересовался Гольский. – Со мной и Серегой?
– А Мара с Ладушкой?
– Они пожелали вернуться в поселок. Лада надышалась свежим воздухом и уже клюет носом. Ей необходимо поспать. Ну, а у Мары есть какая-то работа на огороде, да и ужин она хотела приготовить пораньше. А после ужина мы двинем в город. Завтра понедельник. Мне рано вставать.
– Хорошо, я с удовольствием прогуляюсь с вами.
Паша подал мне руку и помог подняться.
– Кроссовки обуть надо обязательно. После вчерашнего дождя в лесу будет сыровато. Мы не хотим, чтобы ты простудилась. И еще…
Я вопросительно взглянула на Гольского.
– Женя, тебе на руку необходимо надеть вот это.
Павел протянул мне широкой смарт-браслет.
– Что это? – удивленно спросила я.
– Это устройство изменит сигнал твоего чипа и притормозит на время показания СЭФа. Браслет будет транслировать твое эмоциональное состояние зафиксированное последним. То есть спокойное. А еще этот гаджет запрограммирован так, что пока мы будем гулять по лесу, на своих мониторах они будут видеть твое местонахождение именно в этой точке, на которой ты сейчас находишься. Кое-какие антенны на той недостроенной вышке уже способны получать сигналы с чипов. Лучше подстраховаться.
– А зачем? – еще больше удивилась я и посмотрела на правую руку Гольского. На ней красовался точно такой же браслет, который он держал сейчас в руке.
– Но мы же идем в лес. А вдруг мы начнем грибы собирать? Мы же за них не платили, – попытался отшутиться Павел, но я почему-то не поверила в искренность его слов.
– Ладно. Надо, так надо.
Я, не колеблясь ни секунды, протянула другу руку. Паша осторожно надел мне браслет и проверил полностью ли прикрыт СЭФ.
– Так, все нормально. Можно идти. И, дорогая, про кроссовки все же не забудь.
Пока я напяливала кроссовки к нам присоединился Серега.
– Я перетащил наши рюкзаки к дереву, – доложил он Павлу. – На обратном пути заберем.
На прощание я помахала девчонкам рукой и потопала вслед за мужчинами по проторенной дорожке вглубь леса. Чуть погодя, мы свернули на едва заметную тропинку, и продолжили забираться в лес все дальше. Признаюсь, я очень люблю запах леса после дождя. И сейчас я жадно вдыхала чудный запах свежести, насыщенный благоухающими ароматами травы, опавших листьев и мокрой коры деревьев. Мгновенно явились воспоминания о том, что в далеком детстве мне очень нравилось ходить с родителями в лес за грибами. Отец учил меня находить грибные места и маслята, мастерски спрятавшихся под слоем опавших иголок и листвы. А вернувшись домой, мы всем семейством чистили грибы. Потом мама долго варила их в большой эмалированной кастрюле, а затем жарила с лучком на большой сковороде. Я до сих пор помню, что больше всего любила лисички и маслята, хотя родители отдавали предпочтение боровикам и подосиновикам.
В надежде отыскать какой-нибудь гриб, я начала более внимательно смотреть себе под ноги и по сторонам. Но, увы, либо я со временем разучилась замечать их, либо местные грибники, предварительно оплатив грибную охоту, уже прошлись здесь и собрали все. Да, взимание платы за сбор грибов и ягод со стороны выглядело отвратительно и мерзко. Но таковы новые реалии, в которых живут мои друзья и бывшие соотечественники.
Очень быстро мои белые кроссовки промокли и стали грязными, но это нисколько не смутило меня. Так и должно быть, когда бредешь в лесу по мокрому мху и густой траве, присыпанными листвой и иглами елей. Под лучами солнца, старательно пробивающимися сквозь верхушки высоких сосен, капли дождя еще не успели испариться и высохнуть. И теперь земля уже вряд ли будет такой сухой, как на протяжении последних четырех аномально жарких месяцев. Осень рано или поздно вступит в свои права. Ее холодные ливни подпитают влагой землю, соскучившуюся по дождям после долгого и засушливого лета, совершенно не характерного для нашей средней полосы.
Мне показалось, что стало прохладнее и я накинула на плечи куртку, которую предусмотрительно прихватила с собой.
Спустя какое-то время мы вышли к истинной цели своего похода. Это была большая залитая солнцем поляна. На ее краю, прислонившись к лесу, стоял домик егеря.
Мои друзья обменялись взглядами, и Гольский после недолгих колебаний обратился ко мне:
– Женя, мы сейчас должны встретиться с людьми. Они уже в доме. Пожалуйста, подожди минуточку на крыльце. Я хочу предупредить их о том, что мы пришли не одни.
Я послушно присела на нижнюю ступеньку невысокого деревянного крыльца, а мужчины вошли в дом. Я настроилась на длительное ожидание, но довольно скоро дверь дома приоткрылась и в проеме показалась лохматая голова Сереги.
– Женя, входи, – пригласил меня Нырков и распахнул дверь пошире.
Я не заставила себя ждать и, перешагивая через две ступеньки, моментально оказалась у двери. Когда я вошла в крохотные сени, заваленные всякой всячиной, Серега запер дверь на засов. Он провел меня через темную кухоньку и легонько втолкнул в довольно просторную комнату с русской печью («Боже, сколько же этой избушке лет?»). Ставни дома были плотно закрыты, поэтому в комнате царил полумрак. В доме было сыро и пахло застарелой плесенью и псиной.
Я поздоровалась. Люди, находившиеся в комнате (а их было шесть человек, не считая Павла и нас с Серегой) вразнобой ответили на мое приветствие довольно дружелюбно. Нырков усадил меня на стул у самой двери, а сам пристроился за столом рядом с представительным мужчиной в очках. Гольский же в это время устанавливал на голом, грубо сколоченном столе какое-то миниатюрное
