Время пепла - Дэниел Абрахам
В Братство он вступил двенадцатью годами ранее, еще не вылечившись после заклеймившего его пожара. Семь лет назад принял назначение в Китамар, и три года из них служил в качестве левой руки Андомаки Чаалат. Его возвели в сан и приобщили к великим таинствам. Он испил китамарской воды и вдохнул китамарского воздуха. Он проводил священнейшие обряды во внутреннем храме здешнего дома Братства. Он стал в этом городе местным – настолько, насколько в принципе это было возможно.
Это было в принципе невозможно.
Сейчас он сидел в гостиной, в покоях на территории Братства, в здании, которое повара и обслуга называли вторым гостевым домом, если рядом присутствовали официальные посвященные, и сараем, если нет. Забавная шутка, поскольку во всех других отношениях сарай являлся внушительным строением из резного камня и полированной древесины. Принижало его только то, что он стоял возле регулярного сада и главной палаты.
Время от времени Трегарро на цыпочках подходил к окну и выглядывал во двор. Андомака сидела в тени широкого полотнища, натянутого, чтобы оградить от солнца ее бледную кожу. Напротив нее сидела ее двоюродная сестра. Элейна а Саль была дочерью нового князя, следующей в порядке наследования, за которой шла сама Андомака. В настоящий момент девушка тихо плакала. Родственницы общались уже большую часть утра.
Но, похоже, встреча подходила к концу. Андомака встала и протянула юной девушке руки. Они обнялись, и Андомака что-то шепнула Элейне на ухо, прежде чем та шагнула назад. Трегарро отступил от окна. Находиться там, где княжна могла его заметить, – дурной подход. Чревато риском испортить эту выпестованную Андомакой минуту, ничего не выигрывая самому. Несмотря на это, приходилось сопротивляться тяге снова прильнуть к окну. Он бы не добился своего положения, уважая чужую уединенность.
Солнце в небе переместилось еще на пару делений, прежде чем Андомака явилась к нему. Со сложенными в насмешливую улыбку губами.
– Нежданно-негаданно, – сказала она, усаживаясь на обтянутый шелком диван.
Трегарро взял из шкафа для слуг кувшин и налил ей свежей воды. Она приняла бокал без единого кивка признательности.
– Она, похоже, расстроена.
– Оказывается, моя любимая кузина приемлет не все грани дворцовой жизни, и мне отрадно, что ее не смущает обращаться ко мне за советом.
– Не понимаю, шутите вы или нет, – сказал он и сел напротив.
– Шучу и вместе с тем нет, – сказала она и стала пить. Он старался не смотреть на изящную пульсацию ее горла при сглатывании. Для верховной жрицы он был доверенным слугой, а не любовником. Иные лишние взгляды на всякие вещи откроют больше правды о наблюдателе, чем о наблюдаемом, и лучше их избегать. Она поставила стакан и устроилась поудобнее.
– Приход сюда вашей кузины, – начал он, – как-то связан с… с обрядом?
Кризис, нависший после смерти Осая и неудачно проведенных таинств Братства, не упоминался ими в открытую, даже здесь. Он ждал, что Андомака рассердится, но она лишь впала в раздумья. А потом с горечью молвила:
– Нет, по-моему, нас постиг настолько полный провал, что его никто не заметил. – Она нахмурилась с отсутствующим видом. Сперва он подумал, что Андомака снова мысленно в Храме, переживает те ужасные часы после кончины Осая. Когда она заговорила, Трегарро понял, что был неправ. – Я видела сон. Старый бог Шау явился в наш город, надев на себя личину двух девушек. Обеих терзает горе, в том и заключена насмешка. И прелесть. Одна из них – моя маленькая волчица.
– Та, что использовала свечу, – высказался Трегарро.
– Вторую я рассмотреть не смогла, – отмахнулась Андомака. Трегарро не понял, что она имеет в виду – то ли сон не был вещим, то ли ей просто наскучило его обсуждать.
– Вы полагаете, мальчонка выжил?
– Мой мальчонка-волчонок? – произнесла она. – Если и да, то там его не было. Эта девочка моложе его, но, догадываюсь, из того же выводка.
– Дочь? Сестра?
– Для дочери старовата.
– У них начинают сызмальства, – заметил Трегарро.
– Она опешила, увидев меня, – продолжала Андомака, пропуская его слова. – Даже перепугалась. Я попыталась ее успокоить, но времени было совсем мало.
– Она задула свечу?
– Пожалуй, все-таки нет. Я смотрела на нее, когда свет погас. Видимо, огонь догорел сам. Ей, кажется, хотелось со мной поговорить.
– Ну, если свечка вышла, таким способом до нее не достать. Клинок был там?
– Не видела. Может, был, может, нет. Интересное у нее было личико. Мне она понравилась.
Трегарро отогнал легкую гримасу нетерпения. Андомака часто терялась, соотнося разные реальные вещи со своим пережитым опытом грез. Он полагал, это оттого, что она смотрела на мир как на проплывающее перед ней сновидение.
– Она была в мальчонкином доме?
Андомака прищурилась, будто попыталась вновь узреть то, что видела прежде. И покачала головой.
– Где-то еще. В гораздо более тихом месте. Там совсем не было ветра. Волчонку всегда сопутствовал ветер. И все вокруг было каменным.
– Значит, на западном берегу. Если только не в Храме. Там еще что-нибудь было?
– Лежанка. Тесная комната. И… небольшой ящик? Символы на крышке. Скорее всего, посмертный знак. Как думаешь, это мог быть волчонок?
– Рассуждать пока рано. Звучит похоже на Храм. Схожу проверю. В ней было что-нибудь с виду приметное?
Андомака потянулась к нему и коснулась шрамов на щеке и шее. К ней он старался быть терпеливым.
– Нет, – наконец произнесла она. – Волосы спадали на плечи. Кудрявые. А лицо круглое.
– Как у половины девчонок из Долгогорья.
– При встрече я ее узнаю.
– Ну, хоть какой-то плюс.
– Ты сердишься, – сказала она. – На меня? – Ее слова не несли с собой ни обвинений, ни извинений, ни жалоб. Никогда. Если, бывало, злился, ее это совершенно не задевало. Очередная любопытная безделица в мире, полном подобных диковин.
– Нет, – ответил он. – Мне досадно. И тревожно.
– Надейся, – сказала она, кивая, будто подтверждая какую-то мысль. – Становится даже легче, когда теряешь все. Волчонка, а с ним и нож. Осая. И того, другого мальчишку. Все рухнуло и рассыпалось. Значит, можно оплакать былое и строить новые
