Семь дней до Апокалипсиса - Дмитрий Чайка
— Ой! — взвизгнула старушка, снова получив молнией. — Да больно же!
— Так я ответа не услышал, поэтому приходится переспрашивать, — любезно пояснил Лёха.
— Не знаю я ни про какие жезлы и не ведаю! Вот! — пошла в отказ бабка.
— Значит, по поводу исчезновения жезла Князя Тьмы Вельзевула ничего сказать не можете? — на всякий случай уточнил майор.
— Ой, прекрати, мент поганый!
— Ах, мент? — нехорошо прищурился Лёха. — Вельзевул, Вельзевул, Вельзевул!
В бабку ударил небольшой поток пламени, и она заверещала тоненьким голоском.
— Скажу, скажу, вот ведь ирод проклятый! — заверещала бабка. — Был один жезл, я его по случаю на Сухаревке прикупила. Там за него просили сущие копейки, вот и не удержалась.
— Кому продали? — строго переспросил Лёха.
— На рынок в Мордор отнесла, — неохотно призналась она. — Там в скупку сдала. Из него же волшебный посох на раз сделать можно. Всякие толкинисты с руками оторвут.
— А у них там Ад или Рай? — на всякий случай уточнил Лёха.
— Рай, конечно, — искренне удивилась бабка. И у них, и у хиппи с кришнаитами, и у любителей фильмов Михаила Задорнова, и даже у копателей Черного моря. Они все в рай попадают. Они же блаженные!
— А если человек плохой, тоже в рай? — не на шутку удивился Лёха.
— Тоже, — подтвердила Клавдия Егоровна, — но тут есть одна тонкость. Я тебе на очень простом примере объясню. Вот представь, ты прожженный спекулянт, биржевой брокер, и впариваешь домохозяйкам бинарные опционы и акции развивающихся стран. Представил всю глубину своего морального падения?
— Э-э-э……- глубокомысленно сказал Лёха. — Ну, так, не особенно.
— Вот ты неуч все-таки, — в сердцах сказала бабка. — В общем, ты конченый человек. Так понял?
— Так понял, — мотнул Лёха головой.
— И вот, ты вчера зашортил Теслу до отчета, да еще и с плечом. А она, тварь, взяла и прибыль показала. И вот случился шорт-сквиз, и бумага, на которой ты заработать пытался, сделала свечу вверх процентов на двадцать. Представляешь, что завтра будет?
— Нет, — Лёха признался честно. По его мнению, бабка разговаривала на каком-то иностранном языке. — Это вы точно мне сейчас на простом примере поясняете?
— Да проще некуда, касатик, — удивилась бабка. — Так вот, ты просыпаешься, и видишь, что находишься в глубокой заднице, и должен бирже двадцать миллионов долларов. А еще ты должен одним крайне неприятным людям, которым обещал удвоить их деньги, вложив их в крипту. Те люди ничего не понимают в крипте, но зато отлично разбираются в моделях утюгов и паяльников. Ну, и что тебе остается делать? — бабка выжидательно посмотрела на Петрова, но ответа не дождалась. — Ты шагаешь из окна тридцать седьмого этажа, и видишь, как рядом с тобой летят навстречу асфальту коллеги-брокеры, украшая мостовую некрасивыми ляпками. Попадаешь ты в чистилище, а бес — распределитель видит, что хоть ты и сволочь распоследняя, но в орков и эльфов веруешь больше, чем в святую троицу. И куда он тебя отправляет? — голос Клавдии Егоровны принимает торжественные нотки, а где-то за кадром послышалась барабанная дробь.
— В Мордор! К оркам и гоблинам! — сказал ей радостный Лёха. Теперь-то ему все стало ясно.
— Не угадал! — заявила старушка. — В Мордоре он будет тем же самым заниматься, что и на земле, кровопийца проклятый. Его в хоббита превращают, и отправляют в Шир капусту выращивать.
— И что, это наказание? — искренне удивился Лёха. — Я же в кино видел, там вполне неплохо.
— Ну, конечно, наказание, — изумилась в ответ бабка. — Ты живешь с жутком захолустье, где столетиями ни хрена не происходит. Телевизора нет, интернета нет, газет нет. И вообще, новостей как явления природы тоже нет. Там нет даже тех, кто вообще знает, что такое новости. Представил? Ты общаешься с недалекими жизнерадостными кретинами. Все бабы вокруг — с огромными волосатыми ногами, а окружающие разговаривают только об урожае кабачков и брюквы. И тут ты понимаешь, что застрял в этом чудесном месте на сто лет.
— Да, — ответил Лёха. — Так ведь от тоски и повеситься можно.
— А они и вешаются, — уверила его Клавдия Егоровна. — Да только просыпаются утром и видят, что им за попытку побега еще десять лет к сроку добавили. Правда, смешно?
И старушка препротивнейше захихикала.
— Обхохочешься просто, — ледяным тоном сказал Лёха. — Проясните роль сектантов-родноверов в этой краже.
— Не докажешь ничего! — выставила ему шиш бабка. Я с самим Генрихом Падвой работаю, он тебя размажет.
— Врешь! — уверенно заявил Лёха. — У тебя таких денег быть не может.
По долгу службы майору Петрову приходилось быть в курсе расценок адвокатских бюро Москвы. Эта была самой дорогой. Обладателя двадцати семи тысяч царских рублей золотом туда даже на порог не пустили бы. Они с голодранцами не работают.
— Вру! — опустила плечи Клавдия Егоровна. — Нет у меня таких денег. Ну, хоть попыталась. У меня общий адвокат с одним заслуженным артистом-алкоголиком, который пьяный за рулем ездит и людей давит. Если дело до суда дойдет, то не меньше восьми лет впаяют, и это если еще повезет.
— А зачем ты с ним тогда работаешь? — удивился Лёха.
— Красивый, зараза, — вздохнула Клавдия Егоровна. — Всегда черненьких любила.
— Ну что, сама расскажешь, или мне снова высокое начальство всуе помянуть?
— Сама, — пригорюнилась Клавдия Егоровна. — Иду я, значит, по Сухаревскому рынку, и вижу тот жезл. Барыга какие-то смешные деньги за него хотел, я и торговалась-то из вредности больше. Двадцать кило золота за такую штуковину — это же просто бесплатно. Сиганула я в Мордор, ну и сговорилась там по-быстрому. Три конца сделала на этом жезле, а честно заработанное на отдых вот трачу. Отсюда хочу в Кисловодск поехать. Здоровье, чай, не железное.
— Кому продала? — взял ее Лёха в оборот.
— Энтам сначала хотела продать, но эта ходячая лесопилка очень жадная оказалась. Пришлось аж в Барад-Дур переться, на тамошнем городском рынке я его и пристроила.
— Барад-Дур, это столица Мордора, что ли? — Лёха судорожно вспоминал давным-давно виденный фильм. Что-то там про эльфов, гномов и хоббитов. Они воевали со злыми орками и куда-то
