Нерушимый 5 - Денис Ратманов
— Хрен тебе, беспредельшик, — прорычал я, все сжимая и сжимая рычаг, пока противник не обмяк.
Я окинул взглядом камеру, где хрипели, корчились избитые осужденные, мало кто держался на ногах. Князь оседлал военного и в исступлении бил его башкой об пол. Кардинал подполз к нему на четвереньках, столкнул с противника, который уже не сопротивлялся.
— Харэ! Замочишь.
Распахнулась дверь, и вбежала целая толпа вертухаев, раздавая тумаки дубинками направо и налево. Я прикрыл голову руками и получил по левому предплечью.
— На пол! Всем на пол!
Нас обыскали. Потом все тех, кто мог стоять на ногах, отоваривая дубинками, выволокли в коридор, потащили дальше. На адреналине боли я не чувствовал, лишь в ушах звенело, но даже сквозь этот звон пробивался грохот. Осужденные из других камер тарабанили во все двери, протестуя против беспредела.
Я думал, нас либо доставят операм для задушевной беседы по почкам, либо запрут в одиночку. Но все оказалось гораздо хуже. Меня, Беса и мосластого притащили в место, где к стенам примыкали металлические сейфы с глазком в середине. По своей наивности я думал, что это сейф и есть, на деле оказалось — «стакан». Их тут было штук двадцать, меня затолкали в крайний и заперли.
Ощущение было, как в вертикальном гробу. Темно, свет приглушенный, вентиляция со спичечный коробок. Можно стоять, можно сидеть, приведя колени к животу. Площадью стакана — полтора на полтора метра. Хорошо, что, когда выбирал новое тело, таланты и дефекты, я отмел клаустрофобию. Вот бы мне несладко сейчас пришлось!
Когда стихли шаги вертухаев, я услышал Беса:
— Нерушимый! Ты реальный пацан! Уважуха!
— Сукам сучья смерть! — издали прохрипел мосластый.
И пяти минут не прошло, как вертухаи привели еще партию осужденных из других камер, потом — следующую, и все стаканы заполнились. Как я понял из разговоров, тюремная почта оповестила всех, что Барин хочет законы порушить, и поднялся бунт.
Мое тело вышло из боевого режима, болела ушибленная голова, пульсировала поясница, куда ударил азиат, ныли сбитые костяшки, предплечья, спина. Ощущение было, как через мясорубку пропустили. Я сел и попытался себя полечить — получилось с третьего раза, но силы быстро закончились, и меня срубило, скрюченного в три погибели.
Через некоторое время явились вертухаи и принялись бить по стаканам, чтобы мы не спали. Так продолжалось всю ночь, если, конечно, это была ночь. Счет времени мы потеряли быстро. Я то проваливался в сон, то пробуждался от того, что затекла какая-то часть тела. Когда вертухаи приходили будить, я обычно не спал.
То и дело возникали мысли о последствиях этого поступка, но я гнал их. Делай, что должно, и будь, что будет.
Наконец дверь открылась, и на негнущихся ногах я шагнул в коридор, уже привычно становясь к стене звездой и готовясь получать по почкам. Но ни обыска не последовало, ни тумаков. Вертухай молча отвел меня в камеру.
Замерев у выхода, я окинул взглядом опустевшую «хату». Сколько в итоге трупов? Два я точно видел. Но сейчас недосчитался половины обитателей — их забрали в санчасть. Князь лежал на своей шконке. Кардинал восседал за столом, заняв половину лавки. Правый глаз заплыл, щека превратилась в отбивную, губы распухли. Увидев меня, он рявкнул двоим гопникам, что еще были за столом:
— Свалите. И чтобы никто!
Мужиков как ветром сдуло, я присел, и мы остались вдвоем. Некоторое время царило молчание. Наконец Кардинал прошептал:
— Хочешь, я расскажу тебе сказку? — Вопрос был риторическим, он сразу же продолжил: — Дело было в начале девяностых. Жил-был человек. Жил как все, перебивался от зарплаты до зарплаты, подторговывал. И вот однажды ехал он домой ночью на своей «копейке», лил дождь, осень, холодно… Смотрит — идет по дороге легко одетый парнишка, голосует. Остановиться? Так только салон вымыл, сиденье намочит, еще и ножом пырнуть может — вдруг какой бандит? Проехать мимо? Промокнет, заболеет. Пожалел парнишку человек, а когда выяснилось, что тому идти некуда, привез домой, накормил, пустил переночевать. Прошло десять лет. Человек жил все так же, правда, попроще стало. И вот выгнали его с работы, устроился он на новую, на должность ну просто никакую, а там директором — молодой мужчина с очень знакомым лицом. Такая история. Стал человек замом, теперь живет безбедно. Потому что везде — люди: и на воле, и в тюрьме.
Он ненадолго смолк, отхлебнул чай из чашки, закусил печеньем, подумал немного и сказал:
— Получается, я тебе теперь должен.
Я пожал плечами и промолчал.
— Ты поступил по совести. Но так совпало, что этот выбор оказался верным. Кардинал всегда возвращает долги. Не обещаю, что получится, но я попытаюсь тебе помочь.
Но разве это под силу сидельцу? Чем он мне поможет? Обеспечит лучшую шконку, я буду жрать шоколад и красную рыбу, мне будут прислуживать шныри на зоне? Офигительная перспектива! Удивление на моем лице отобразилось так отчетливо, что он посчитал нужным объяснить свои слова, придвинулся и прошептал:
— Что в мире самое ценное? — И уставился, хитро прищурившись.
— Жизнь, — не задумываясь ответил я. — Дружба, любовь, здоровье, власть… Не понимаю, куда вы клоните.
— После всего нам правильнее общаться на ты. Самое ценное — это информация, Нерушимый. Когда Шуйский строил свою видимую империю, а Топаз — теневую, я плел паутину и завязывал узлы. — Он указал головой наверх. — В жидовне сидит мой человек, который мне обязан. Среди вертухаев есть мой человек, который об этом не знает, и в ментовке, и даже в КГБ, не говоря о прочих структурах. Я могу достать любую информацию о ком угодно. Кто-то не верит в это, кто-то — платит большие… огромные деньги и получает то, что ему нужно. Всегда получает, рано или поздно. Жены — о неверных мужьях, мужья — о неверных женах, форца — о подворовывающих партнерах… И так далее. Менты — поверили, потому что это облегчило бы их жизнь, но у них нет доказательств, что я так могу, они сперва попытались договориться, потом — сломать меня. — Наклонившись, Кардинал прошептал так тихо, чтобы услышал только я: — Целью вчерашнего наезда был я.
Я сложил два и два. Вспомнил, как он выдал на меня досье в КПЗ. Потом — как появилась информация о суках, и Кардинал обставил все так, словно менты хотят навести свои порядки и подмять всех авторитетов. Князя развели, как мальчика, он инициировал протест… Вспомнил вчерашнюю бутылку вискаря и записку. Все
