Олег Бондарев - Жажда
В кабинет начальника управления Брагин всегда входил резко и сразу начинал двигаться к столу, не позволяя шефу заговорить до этого. Таким образом удавалось выиграть несколько секунд, за которые подполковник успевал понять, в каком настроении находится руководитель. Когда Шевченко пребывал в хорошем расположении духа, на его губах обязательно гуляла полуулыбка, придававшая генералу добродушный вид. В случае дурного настроения шеф, как правило, изучал бумажки, даже если в них не было никакого смысла. В эти минуты Шевченко раздражало всё на свете.
На этот раз, увы, в руке руководителя Брагин сразу же заметил какой-то бланк.
«Проклятие!»
Но спросил невозмутимо:
– Вызывали, Максим Леонидович?
Брагин не пытался казаться излишне приветливым, поскольку любая улыбочка могла стать той искрой, которая взорвёт пороховой склад пока сдерживаемого бешенства Шевченко. Но и излишняя мрачность была неуместной, поскольку генерал мог счесть, что подполковник чувствует за собой вину, и сразу приступить к «раздаче слонов». Так что выражение следовало держать «деловым», в меру заинтересованным.
– Вызывал, Фёдор, вызывал, – подтвердил Шевченко. – Присаживайся.
Брагин устроился по левую руку, спиной к окну, за которым снова шумел дождь, и вытащил из папки несколько бумаг.
– Разрешите доложить?
– Позже.
«Ага!» Судя по тону, руководитель уже сорвал на ком-то злость, и Брагину достанутся лишь отголоски командирского гнева.
«Повезло…»
– Давят на меня, Фёдор, – произнёс шеф после паузы. – Губернатор требует результатов.
– Работаем, Максим Леонидович.
– Знаю, что работаете. Но пора бы и плоды работы предъявить.
– Ну вот, вчера взяли Смирнова, по сути, с поличным – чем не результат? Уже можно обвинить в покушении на убийство. Плюс имеются показания свидетелей, видевших, как он покидает места, где позже были обнаружены трупы тех женщин…
– Но прямых-то улик у нас нет, я правильно понимаю? Никто не видел, как он убивает, нигде нет его отпечатков…
– Смирнов действовал очень осторожно, – признал подполковник. – Но мы во всём разберёмся, когда поймаем его подельника.
– Поймаем подельника… – повторил Шевченко. – Звучит очень самонадеянно, Фёдор. А предпосылки для поимки есть? Вы уже кого-то подозреваете?
– Нет, но…
– Тогда почему говоришь так, будто это уже свершённый факт?! – внезапно рявкнул генерал, грозно сдвинув брови на переносице. – У нас на этого подельника ничего нет, ни-че-го! Всё, что мы знаем, это то, что Смирнов не мог убить трёх женщин из восьми. Не мог?
– Не мог, – не стал выкручиваться Брагин.
– Но они убиты его почерком!
– Так.
– При этом никаких зацепок на подельника нет.
– Нет. – Фёдор вздохнул. – Ну, если они работали сообща, должны были где-то засветиться…
– А если их совместная работа – лишь плод твоей фантазии, а? Если мы имеем дело не с подельником, а с подражателем, никак не связанным с самим Смирновым? Что тогда?
– Тогда я его буду ловить чуть дольше, – негромко ответил Брагин. – Но прежде я проработаю ту версию, согласно которой Смирнов и подражатель – соучастники. Начать с простого и потом переходить к сложному…
– Да что ты мне прописные истины втемяшиваешь, Фёдор? – поморщившись, спросил Шевченко. – Ты мне дай результат. Ре-зуль-тат. Чтобы губернатор не думал, что мы тут не ловим этих… этих… как их…
– Мышей, – подсказал Фёдор.
– Вот именно, – согласился Шевченко. – Ты в органах не первый год, сам знаешь, как тут что. Губернатору надо сообщить народу, что злодей изловлен и понёс заслуженное. Тогда в газетах появятся хвалебные оды губернатору, возможно – в центральных, почёт и уважение. Нам тоже перепадёт, как достойным исполнителям, а не раззявам. Но. – Генерал поднял палец. – Если мы раззявы, то губернатор, получается, тоже. Тень нашей тени падает на его светлый образ, а что делают с тенью в солнечную погоду?
– Прячутся в неё, – сухо ответил Брагин.
– Тени со светлого образа удаляют, – хмуро возразил генерал. – А я не хочу, чтобы меня удалили. Я не больной зуб, понятно?
– Так точно.
– При этом, Фёдор, у каждого есть запас прочности. Ты свой тратишь сейчас, рассказывая мне, что результата пока нет. Я свой начну тратить чуть позже, когда губернатор начнёт снимать с меня шкурку, а мне придётся снять тебя с должности… Следишь за мыслью?
– Так точно, – повторил Брагин.
– Я и так тебя прикрываю, потому что громких «висяков» у нас чем дальше, тем больше. Где Бугай? Куда делся?
Подполковник промолчал.
Да, Бугай, Коллекционер и подражатель Филина до сих пор на свободе, но ведь и убийств новых нет. Бугай исчез – убийства его почерком прекратились. То же самое с Коллекционером и, будем надеяться, с Филином.
– Чего молчишь?
– Если у вас есть сомнения в моей компетенции или компетенции моих сотрудников…
Шевченко снова сморщился и, подняв руку, буркнул:
– Фёдор, заканчивай. Никто твою компетентность под сомнение не ставит. И даже когда губернатор будет требовать крови, я тебя на первый раз прикрою – одной из своих шкурок. Но.
Дальше можно не продолжать: вторую из своих драгоценных шкурок генерал тратить на подчинённого не станет.
– Сколько у меня времени? – деловым тоном осведомился подполковник.
– Максимум – три дня. И это – если не будет других убийств.
– Не будет.
– Уверен?
– Да. – У Брагина закаменело лицо. – Филин вне игры, Бугай и Коллекционер – тоже. Новых убийств не будет.
– Ладно, если так. – Шевченко откинулся на спинку кресла. – Три дня.
Всё понятно.
– Разрешите идти?
– Иди, Фёдор, иди. И принеси мне чью-нибудь голову.
* * *Накинув обличье Гамбулова, Виктор прошёл в землянку, остановился в её центре и уставился на пленников. И почти с удовольствием услышал прошелестевший шепоток: «Колдун пришёл… Колдун…»
Его считают колдуном.
Нет, убийцы понятия не имели о Тайном Городе и о том, что в мире есть место настоящей магии, просто на них произвела правильное впечатление «организация быта»: в определённое время консервы сами по себе вылезали из сумки, вскрывались, выкладывали содержимое на пластиковые тарелки, которые затем подлетали к каждому пленнику. Так же – с водой. Использованная посуда самоуничтожалась в углу. Аналогичным образом – полностью автоматизированно – был устроен туалет. А поскольку объяснить происходящее убийцы не могли, то логично рассудили, что оказались в плену у колдуна.
Но страх неизведанного постепенно улетучился и сейчас сохранился лишь в глазах Смирнова, в глубине душонки которого, видимо, ещё теплилась надежда на спасение. Бугай пялился на «Гамбулова» недобро и агрессивно, несмотря на то что за проведённое в землянке время заметно ослабел и едва походил на того громилу, каковым был «на пике карьеры». А вот Коллекционер оставался равнодушен к окружающему уже несколько месяцев, поскольку решил, что для него всё кончено.
Постояв минуты две, чуд подошёл к верстаку, положил на него пакет с покупками и вытащил баночку с краской. Простая металлическая баночка без маркировки – мало ли кто её увидит, – но лёгкое сканирование показало, что внутри плещется именно то, о чём они с Магаром договорились.
– Опять будешь ворожить? – прохрипел Бугай.
– Не твоё дело.
– Чернокнижник!
– Убийца.
– Завидно?
– Заткнись!
Вместо этого Бугай завыл. Он помнил, чем закончилось прошлое появление такой же баночки: пытаясь провести ритуал, Виктор выдавил из Коллекционера слишком много крови, и маньяк чуть не умер. С тех пор старый убийца считался «слабым», и Бугай понял, кто займёт его место.
Смирнов, которому, по всей видимости, объяснили происходящее, вспотел от страха.
А Вебер отыскал на полке кисточку и молча взялся за работу.
На восстановление символов ушло минут двадцать, и всё это время Виктор пытался найти хоть одну причину не убивать пленника, но так и не нашёл. Если он действительно хочет добраться до Чёрного Камня, убить придётся. Не сейчас, так в следующий раз, но придётся, тут Корнюшин прав: если не готов идти до конца, не стоило и начинать.
Или всё это чушь? Отговорки, с помощью которых он пытается… Остаться чистым?
«Я хочу раздобыть Камень!»
Стиснув зубы, чуд нарочито медленно вымыл и вытер кисточку, вернул её на полку, тщательно закрыл банку и лишь после этого повернулся к пленникам.
С кого начать? С Коллекционера? Старика совсем не жалко, а если вспомнить, что он успел натворить больше всех, то и наказать его следует жёстко, но… Коллекционер с трудом оправился после прошлой церемонии, еле жив, силы в нём мало, что может отрицательно сказаться на жертвоприношении. Понятно, что в ритуале важен смысл, а не состояние жертвы, но Вебер не хотел рисковать.
Не лучше ли убить самого здорового из троицы? К тому же Бугай ведь не только глупее и опаснее других, он ещё и жрёт за троих, то есть держать его ещё и накладно… С другой стороны, если заклятие окажется неверным, то замечательно подходящий на роль жертвы Бугай умрёт напрасно…
