Ангелина - Александр Шатилов
— В ад? За что же? Вы же никого не убили, не обокрали, не разбили ничьего сердца вдребезги. Вы не так уж и плохи. И, кстати, вспомните, как вы утешали маленькую девочку в лагере. Она вас не забыла и очень благодарна вам за то, что не бросили её, когда все от неё отвернулись. Вы, можно так сказать, спасли её! Вы не губили своё здоровье табаком и алкоголем, а знаете, какой уродиной я делаюсь для курильщиков и пьяниц? А к наркоманам я прихожу такой, что сама себя пугаюсь. Но если бы вы ещё и не ругались, то у меня не было бы на шее этих страшных рубцов.
Тут девушка повернулась, приподняла локоны, и Семёнов увидел множество кровоточащих язв на красивой шее девушки.
— Простите, простите меня… я не знал… — залепетал Василий.
— Ну, ну, никто не знает… вот и являюсь я почто ко всем в чёрном балахоне, чтобы люди не видели сразу всего, что со мной сотворили. А вот если человек праведный, то к нему я прихожу ребёнком.
— Скажите, — спросил Семёнов после минутной паузы, — а что же будет с моими родными без меня?
— С родными? Ха, наконец-то вспомнили! — со злой иронией в голосе ответила девушка. — Этого уж я не знаю, да и вам-то не всё ли равно? Вы же сами кричали: «Я уже взрослый человек! Вы мне не нужны!» А этим вы ранили их до глубины души!
— Простите… я не думал…
— Вот и верно, что вы не думали! Знаете, какой у меня остался шрам от вашей ссоры! Да и вообще, почему вы оправдываетесь всё время передо мной, ведь лично мне ничего дурного вы не сделали, я же всего-навсего смерть…
— Я виноват… я страшно виноват перед ними…
— Ну вот, вы и это осознали. А шрам всё же страшный, но так и быть, показывать его не буду, сами можете представить. И, между прочим, у меня не один такой шрам. Знаете, скольких людей вы незаслуженно обидели?
— Представляю… — грустно сказал Семёнов, отводя взгляд и опуская голову. — Если бы я только мог всё исправить… Если бы я только мог…
— А вы уверены, что это у вас получится?
— Да, конечно! Теперь я знаю, в чём ошибался.
— Уверены? Может это вам только кажется? Может вы всё-таки не до конца поняли, что было нехорошо в вашей жизни? Знаете, когда вы вредите природе, скажем срываете цветы без всякой надобности, а потом бросаете их в грязь, у меня начинают гнить ноги. Только взгляните на эти гнойные язвы!
Но Семёнову больше не хотелось никуда смотреть. Он снова опустился на пол и прижал голову к коленям. Он плакал, вспоминая все свои дела, от которых его ближним было плохо. Он не мог поверить, что умер, а вспомнят его только по лжи и трусости.
— Ну, ну, не стоит так убиваться, — смягчившись сказала девушка, и ласково поглядела на него.
— Вам легко говорить, вы же смерть! — буркнул Семёнов. — И вообще, почему вы только со мной одним возитесь? Разве пока я тут сидел никто в целом мире не умер?
— Конечно умерли! Умерло целых две тысячи сорок человек!
— Так зачем вы всё со мной сидите?
— Эх, как же вы люди не понимаете, что я, как удача, смех или сон, могу приходить к скольким угодно людям сразу, и при этом в разных формах.
— Значит, вы только сон? — обрадовано спросил Семёнов.
Девушка залилась поначалу звонким смехом, потом вдруг стала серьёзной.
— Значит, я вам не нравлюсь? — строго спросила она.
— Ну что вы, что вы, вы само совершенство, — начал испуганно оправдываться Семёнов. — Вот если бы моя жизнь не изуродовала вас, мою… — тут он замолчал.
— Вы хотели сказать, смерть?
— Не совсем… — ответил Василий и вновь опустил глаза. — Ладно, я готов к страшному суду, ведите меня. Я готов даже к аду. Поделом мне достанется, — сказал он после долгого молчания.
В голосе Семёнова слышалась небывалая прежде решительность, которую он ещё ни разу не проявлял. Девушка долго и внимательно смотрела на него. Её прекрасные глаза насквозь прожигали несчастного молодого человека, но он уже ничего не боялся. Он стоял смиренно и вместе с тем гордо, готовясь к вечным мукам.
— Знаете, вы мне нравитесь, — улыбнувшись, сказала она. — Подождите пару минут, я кое-куда слетаю и вернусь.
Не успел Василий что-либо сказать, как его собеседница исчезла и появилась, как и обещала, через две минуты.
— Ну что ж, — сказала она радостно, вам разрешено пожить ещё, только чтоб вы исправились окончательно.
— Как? Значит, я не умер?
— Нет, считайте, что не умерли.
— И как же мне вернуться? — растерянно спросил Семёнов, заглядывая в колодец и видя собственное тело внизу.
— А прыгайте прямо туда, — сказала девушка и рассмеялась.
Семёнов послушно сел на крой колодца, свесив ноги внутрь.
— Знаете, — сказал он робко, — я тут подумал… у вас есть имя?
— Моё имя? — переспросила девушка.
— Да, ваше имя, — ответил Семёнов, но в этот момент сорвался и полетел вниз на дно колодца, где лежало его тело.
«Ангелина», — услышал он за миг до того, как достиг дна. Дальше свет потух, и Семёнов потерял сознание.
Он очнулся в реанимационной палате через сутки. С любопытством он стал осматривать новую для себя обстановку. На сером потолке виднелись желтоватые пятна, грязно-розовые стены были местами украшены живописными трещинами. Неподалёку от его кровати стояла девушка в белоснежном халатике, светлые волосы её были аккуратно убраны, нежные розовые губы застыли в приятной полуулыбке, голубые глаза ласково смотрели из-под длинных ресниц.
— Ангелина, — чуть слышно позвал Василий.
— Лежите, лежите, больной, вам нельзя волноваться, — услышал он в ответ знакомый голос.
Позднее врач в приёмной говорил коллеге: «Я думал, что этот Семёнов у меня тут и помрёт, а он, видишь, оклемался, скоро на выписку пойдёт». На это собеседник ему отвечал: «Если бы и за мной такая же медсестра ухаживала, то я бы и с того света вернулся».
Семёнов уже лежал в общей палате, а рядом с ним сидела та самая медсестра, которую он увидел, очнувшись в реанимации.
— Как вы узнали моё имя? — спрашивала она.
— Вы просто похожи на мою…
— Смерть? — перебила она и засмеялась, и он тоже смеялся в ответ.
Сейчас Василий Петрович полностью здоров. Он женился, и у него появились дети. Вся семья часто навещает его родителей в Хабаровске. Живут
