Время делать деньги - Наталья Геннадьевна Молчанова
– Отставить разговоры! Смотрите запись и слушайте вердикт в индивидуальном порядке вместе с мужем, так сказать в семейной обстановке. Забирайте его. И учтите, если обжалуете, будет только хуже, – сквозь зубы процедил коп.
Дома мать не дала ему сесть, отпихивая от стульев. Не пускала к себе, приставала с допросами и причитаниями. Упреки сыпались горохом: о его умственных способностях, о понимании своего места в окружающем мире. Казалось, Орлан завис между пропастью будущего приговора и тухлой надеждой на «пронесет».
Отец работал обычным оператором погрузки-разгрузки на заводе по производству унифицированных элементов для постройки домов в 4-м районе их города или аналогичных по всему миру. Это был низкооплачиваемый, легкозаменяемый труд, который никем не ценился. «Нет высот – нет и падений», – любил он комментировать положительные стороны своей работы. Мать – чистая уроженка Карпат, четырьмя лапами цеплялась за свой «высокий» статус и ревностно берегла их жилище во 2-м районе всеми мыслимыми и рациональными путями. Чтобы таких бедняков не выселили, она объявила себя бизнесменом, их однокомнатную засаленную квартиру вместе с балконом – бизнес-площадкой, где проводятся всевозможные рекламные акции и бизнес-тренинги. Она даже ухитрилась придумать незанятый никем логотип, наклеила его на дверь квартиры, ходила и везде пыталась влезть в гущу событий, чтобы быть на виду и почаще попадать на глаза рекламодателей. Если везло и ее брали в штат пром-акции, она обязательно старалась «засветить» придуманный ею логотип или затащить кого-нибудь посолидней к себе «на чай», в действительности стараясь протолкнуть свой интерес. Везло ей по-разному. Иногда неделями было «сухо», а иногда за 2 дня выжимала по «3 ведра» (равно как отец приносил «1 ведро» в месяц). Конечно, особенно трепетно она относилась к Орлану. Не в плане материнских чувств, а как везде было принято: «дети – наше все». Поэтому реклама на детях, «наше все» тоже. Дети оплачивались в 3 раза дороже взрослых, а красивые – в 5 раз! Орлан не был красавчиком (по его мнению), но мать драла за его кожу минимум в 4 раза от тарифа.
Раньше времени вернулся отец. Хмуро глянул на пляску жены вокруг сына и сказал: «Давай посмотрим: что к чему, а там решим…»
Зажглась старенькая плазменная панель компьютера, по нажатию кнопки плавно вылезшая из стены. Какой-то седовласый мужик зачитал, в чем обвиняется Орлан и вывод: «отстранение от общественных мест на 13 месяцев без исключений в виде болезни или даже смерти». Видео закончилось. Компьютер послушно заехал обратно в стену. Стало тихо. Отец молчал. Мать все еще смотрела на место, где недавно был монитор. Вдруг она вскочила, подлетела к мальчику и начала отвешивать оплеухи по щекам, а затем по рукам, ставшего защищаться Орлана.
– Душегуб! Кровопийца! По миру решил нас пустить! Специально! Вы только посмотрите на него, он специально все подстроил! Знает, шельма, что с 14 лет будет уже независимым, так он решил нам – кормильцам и поильцам – кишки преждевременно вымотать!
– Не специально я. Он сам напросился! Вначале стоял и показывал, что он клевый брендовый чик, а потом смешал меня с грязью! Я не мог стерпеть, мама, – задыхаясь, начал оправдываться пацан. Он видел, что если мать его сейчас убьет, отец даже пальцем не шевельнет в его защиту.
– Ах, какой ты щепетильный! Не мог!! Не мог!!! – мать в приступе накопившейся ярости двинула его со всей силы по голове. Мальчик упал и, пытаясь прикрыться руками от побоев озверевшей женщины, начал отползать на поджатых коленях к спасительному балкону.
Отец встал, не обращая внимания на этот вертеп, нажал панель кухни. Та выехала из своего места в стене, заняв полкомнаты, и принялся разогревать покупные завтраки. Собственно, они всегда в любое время суток ели такие завтраки, так как это была самая доступная и одновременно калорийная пища, перебивавшая голод на несколько часов. Конечно, супермаркеты и кафешки были забиты тысячами вариаций на тему «вкусно поесть», однако были либо слишком дороги, либо сразу после них хотелось есть снова. Поэтому мать семейства вместе с Орланом затаривались бюджетными коробками – завтраками в одной торговой точке годами, параллельно нахваливая популярность сына среди сверстников. Для поддержания имиджа добрых родителей, они трепались, что Орлан раздаривал коробочки с завтраками одноклассникам. Кто в это верил? Как знать…
Запах разогретой картошки с куриными крылышками по-пекински наполнил комнату, заставив мать наподдать ему еще пару затрещин и, вконец усталая, она поплелась ужинать с мужем. Орлан, еле живой после потасовки, вылез на балкон, закрыл за собой дверь и голодный лег спать. Сегодня ему ничего не светило, как и в ближайшие 13 месяцев…
Вся следующая неделя прошла как в тумане. Орлан почти не высовывался с балкона. Мать заявила, что кормить его больше не собирается. Но голод не тетка. Осторожные вылазки в комнату он все же предпринимал, но мать срывалась и била его, проклиная на все лады. Особенно ему досталось, когда вконец изголодавшись, он спер со шкафа сразу пять завтраков. Мать быстро его засекла, отхлестала и забрала несъеденные 3 коробки. Орлан тоскливо вспоминал свою недолгую почти 12-летнюю жизнь, понимал, что он – не ангел, и вздыхал по горячим завтракам. Теперь они казались ему превосходными даже в холодном виде и снились по ночам.
Через дверь он слышал, как женщина объясняла соседям его отсутствие сильно вывихнутой лодыжкой. Мальчик с ужасом понимал, что действительно не доживет до 12-летия, и никто даже не узнает когда и где его похоронили. Угнетенное воображение рисовало картины одна зловещей другой, и в конце недели он решил умереть простой голодной смертью, за весь день не сделав ни одного набега на холодильник. Лежал и ждал смерть. В голову лезли старые обиды на родителей и одноклассников, позже он попытался представить жизнь без себя. Вышло, что никто особо и не расстроится. От досады он начал ковырять уголок на балконе, так что к концу дня стала видна внешняя обшивка. Хлопнула дверь – пришел отец, но его никто не позвал к столу. С раскаяньем он метался по кровати, уже обдумывая как бы все повернуть в старое русло, и какая-то идея вроде пришла в голову, но от слабости он заснул, а проснувшись ничего не помнил.
Мать звучно похлопала приборными панелями и ушла. Голод и чувство гордости, что он умрет выбранной самостоятельно смертью, схлестнулись в отчаянной схватке, и как ни странно, голод уступил, оставив лишь тупую боль в животе. Теперь он думал о справедливости: почему блондин имел все, о чем он мечтал, а у него – ничего? И теперь из-за этого ничего он попал в полный минус.
