Пункт выдачи № 13 - Михаил Северный
Девчонки проводили нас любопытными взглядами, но ничего не сказали и не прокомментировали. И верно, просто торгуйте своим мороженным.
***
— Переодевайся. Главное шляпу сними и униформу надень. Сегодня будет тяжело.
Он послушно проследовал к раздевалке и пока я запускал компьютер уже стоял безмолвно рядом.
— Напугал, — пожаловался я, — больше так не делай. С одной стороны мне импонирует твоя молчаливость и послушание, но с другой не хочется инфаркт схватить из за внезапного мертвеца за спиной.
— «Воскрешённый», — поправил мертвец, — нас принято называть так.
— А какая разница? Ты извини, но я не разбираюсь.
Но Гнилл хотел рассказывать и останавливаться не собирался.
— Отличие есть. Воскрешённый — это тот, кого вернули к жизни жрецы, сразу почти смерти. Смерть ненасильственная и обычно не от старости. Скорее болезнь, несчастный случай и, — тут Гнилл замялся... — эксперимент.
— Это как? Что за эксперимент?
— Когда-то давным-давно когда еще и моего деда в живых не было ученые только изучали чудо Воскрешения и самые верные и отважные уходили из жизни добровольно. Уходили, чтобы вернуться.
— Без комментариев, но вы ребята удивляете. Сами себя убивали?
— Так было нужно. И всё было не зря. Но больше я не скажу, хоть убейте ещё раз.
— Ок, замяли. Ещё что-то? Про воскрешенных я понял, а живые мертвецы или как их там. Они как? Не ваши?
— Эти тупые создания были убиты или выкопаны из могил, а также возрождены с помощью отвратительных и нечеловеческих ритуалов.
— Я понял — они плохие, вы — хорошие. Всё?
— Они мерзкие, глупые ходячие трупы, — холодно произнес Гнилл, — кровожадные, беспринципные каннибалы. Помешанные на крови и плоти. Мы не питаемся. Нам не нужно убивать, чтобы набить брюхо мясом.
— Зато вы любите читать, — попытался угадать я, но не попал.
— Только я, — отметил Гнилл, — на это есть причины.
— Но больше ты ничего не скажешь, хоть убей тебя ещё раз?
Он промолчал.
— Что-то еще что мне нужно знать напарник? Может зеркала завешать? Или не включать микроволновку? Чем можешь удивить меня или напугать посетителей?
— Разве что грозным молчанием. Если не акцентировать внимание... никто и не поймёт.
Я помнил напуганные взгляды девчонок — мороженщиц и сомневался, но говорить это было необязательно.
— Ещё вспомнил, — сказал Гнилл, — у воскрешённых есть «Миссия», у мертвецов цели нет никакой. Они просто существуют. Вечно голодные и злые, пока их не упокоят.
— А что у тебя за миссия? Или снова не расскажешь?
— Не расскажу, но не из вредности или соблюдая традиции. Я просто сам не знаю. Пока не знаю. А когда пойму, тогда и буду знать стоит ли рассказывать случайным знакомым.
— Ну спасибо, случайный напарник. Не очень и хотелось. Но если что, обязательно расскажи.
— Непременно, — сказал Гнилл и завис, как операционная система. Мы помолчали, я переминался с ноги на ногу, поглядывая на него.
— Они не понимают сути этого мира. Не знают что такое жизнь во всей её красоте и разнообразия. Они — овощи. Мы хотя бы инструменты, но не звери. Инструмент в умелых руках может сотворить чудо. Тут главное попасть к хорошему мастеру.
— Твой мастер как? Ничего?
— Лучший, — посмотрел на меня Гнилл, так что возражать ему не хотелось. Но любопытство это такая вредная штука. И многие поддаются желанию, даже вопреки здравому смыслу.
— И кто же этого? Касьян, наверное?
Живой мертвец, который не считал себя мертвецом опять посмотрел на меня и я отступил. Неосознанно, не испугавшись, но сделал шаг назад. Так бывает.
— Лучше не спрашивай. Никогда не пытайся узнать, как настоящее имя Особенного и кто мастер над Ожившим.
Не то чтобы он меня напугал, но тему захотелось перевести.
— Не хочется мне больше этих теологических справок, давайте лучше про баб, то есть «работу». У нас тоже есть своя мистика — например приметы. Вот как ты думаешь, кто первый зайдет за посылкой мужчина или женщина?
— А какая разница? — повторил Гнилл и попытался улыбнуться.
— Разница в том, что первый мужик должен быть. Тогда и торговля пойдёт и день будет спокойный более-менее. Если придёт баба, то будут скандалы, возвраты, будет пропадать интернет и деньги. Ну ты, понял, наверное.
Гнилл уже тянул из кармана записную книжку.
— Записывать будешь? Правильно. Умного человека нужно слушать.
— Нет. Буду читать, пока первый посетитель не явится.
Ух, как это меня тригернуло.
— Читать? А я значит буду вкалывать, пока ты чилишь? По-моему начальство не для того тебя сюда направило. Или Касьяну рассказать?
Он сразу выпрямился и книжку спрятал.
— Не нужно. Касьян Справедливый рассердится. Что делать?
На самом деле работы как таковой и не было, для живого мертвеца точно, но раз уж сказал пришлось дать ему в руки тряпку и заставить искать пыль во всех укромных уголках склада, а я пока занялся инвентаризацией посылок. То есть я их пересчитывал. Вот за этим занятием нас и застали журналисты.
***
Какая может быть журналистика в провинциальном городке? Еженедельная газета которую никто не читает? Есть такая. Выживает за счёт дотаций из городского бюджета и рекламы местных коммерсантов. Телестудия в обшарпанных стенах с рыжей пятидесятилетней ведущей, которая штукатуркой на лице пытается скрыть возраст? Есть и такая. Включается раз в месяц с музыкальными приветами, новостями о местной политике и немного политики мировой. Глупо и скучно.
Оживились они с приходом войны — газетка печатала списки погибших на фронте горожан, карикатуры на глупую нечисть, стихи и сводки украденные из Интернета.
Телевизионщики тоже что-то там показывали и даже один раз взяли интервью у почти обезумевшего пленного нечистого, а сейчас заняться журналистам было нечем. Поэтому они занялись нами.
***
Так вот, стоял я на пятой цифре и перебирал посылки, раздумывая стоит ли посылать Гнилла считать посылки в отделение для нечистых, когда двери распахнулись.
Здесь стоит вернуться к журналистике.
Когда журналисты традиционщики пасли задних молодая шпана уже наступала им на пятки.
Блогеры. Многие произносят это слово с отвращением, как плевок на кафель, но только не их подписчики. А публики, которая листает новостную ленту в телефоне сейчас не меньше чем звезд на небе и сказок в культуре. Имя им легион, да что там — я ведь и сам почитываю этих полоумных иногда,
