Вой - Евгений Юллем
Я вздохнул. Вот так и ходи в гости к некоторым странным личностям…
Глава 10
Бецкой брезгливо обошел использованный шприц, валявшийся аккурат перед входом в подъезд драной пятиэтажки. Ну и направил Чернобог его в эту помойку… И здесь живет хранитель наследия Черной Верви? Да щас.
Больше эта халупа в рабочем районе напоминает обиталище знаменитых питерских гопников, откуда, собственно, это понятие и пошло. Да и ходить далеко не надо — компания из четырех пьяных рыл, сидевшая на старой поломанной лавочке у подъезда. Уже не просто тепленькие, а почти в умате, жрали беленькую у подъезда, заботливо расстелив газетку с кусками вонючей рыбы, черного хлеба и луковицы.
— Эй, благородный, ты адресом не ошибся? — попытался один из них сложить мычание в слова и поддеть Бецкого. — А то можем и подсказать!
— Вася, не трогай человека, — сказал ему более миролюбиво настроенный собутыльник. — Дела, значит, у него.
— Дела-мандела, — попытался встать ищущий приключений алкаш. — Ща я…
Бецкому это надоело, тем более факел из застарелого перегара с ароматическими добавками бил из того аж метра на два, сшибая зловонием с ног. Он щелкнул пальцами, и алкаш, надсадно кашляя и хватая ртом воздух, рухнул обратно на грязную лавочку. А всего-то навсего примитивный прием Кощной Потворы, вызывающий спазм трахеи. Ничего страшного, через пару минут прокашляется, а пока ему уже не до разборок с благородными и не очень.
Взойдя на крыльцо, Бецкой поморщился, и, достав из кармана чистый платок, брезгливо взялся за ручку двери подъезда. В таких местах можно подцепить все, от тубика до гепатита — шприц у подъезда это подтверждал.
Его ожидало еще одно испытание — в нос шибанул такой духан, которого он давно не нюхал. Смесь кошачьей и человеческой мочи, прогорклой еды, блевотины и помоев просто сбивала с ног не хуже химоружия. Прямо по классику — в зобу дыханье сперло. Стараясь не дышать, он двинулся вверх по старой лестнице с выщербленными ступенями, стараясь в полутьме — лампочки-то в подъезде не было, выкрутили и скорее всего пропили — не влезть в чужую блевотину или кошачье дерьмо.
Вот, как и было сказано, второй этаж. Бецкой остановился у грубо сколоченной деревянной двери, выкрашенной явно стянутой с Путиловского завода охрой — уж больно она напоминала цвет кабин их тракторов. Не отнимая платка от пальца, он осторожно нажал кнопку звонка.
Пару минут за дверью было тихо. Потом за ней зашебуршились, глазок потемнел и, наконец, защелкал открываемый замок. На пороге стояла женщина неопределенного возраста, запахнутая в грязно-розовый халат и с сигаретой в уголке рта.
— Чего тебе? — тетка угрожающе тряхнула головой, при этом бигуди на этой самой голове осуждающе брякнули друг о друга. — Я сегодня не принимаю, у меня эти самые дни. Так что зря пришел, приходи не раньше вторника.
— Я вообще-то не по этой части, — аж подавился от неожиданности Бецкой. — Привет вам от графини Адамовой.
— Точно от нее? — прищурилась тетка.
— А то. Привет передает, ждет в гости, — решил съязвить Бецкой. — Или на постоянное место жительства.
— Упаси боги, — тетка аж отпрянула от двери.
— Я войду? — для проформы осведомился граф и сделал шаг внутрь.
Тетка сделала еще пару шагов назад, из прихожей в комнату. Бецкой пожал плечами и аккуратно закрыл дверь.
— А больше она ничего не передавала?
— Сказала, что есть наследство, которым распорядится тот, кого выбрал Хозяин, — он глянул ее оболок.
Да, спиртными напитками и работой в горизонтальном положении тетка явно злоупотребляла. А еще небольшой черной волшбой, вон как на стогне Зарод висит гвор, передаваемый всем любовникам. Хороший способ обеспечить постоянную клиентуру. А также заразить бесплодием законных жен.
— И как я могу в этом убедиться?
Бецкой вздохнул.
— Хочешь, Зарод закрою, чтобы ни один мужик тебя больше не хотел? Или проще ноги переломать? — Бецкой взмахнул рукой, и тетка от боли рухнула на колени. — Еще доказательства нужны? А вообще, что я с тобой болтаю?
Бецкой пустил плетение подчинения, и тетка рухнула навзничь, не перестав подвывать.
— А теперь встала и отдала мне то, что мое.
— Сейчас…
Тетка, размазывая слезы и сопли пошла на кухню. Странно, подумал Бецкой, в банках с крупами хранит что ли?
Догадка Бецкого была неправильной. Тетка отодвинула половичок и встала на колени. Затем потянула за лямку и вынула несколько надпиленных половиц. А что, умно.
— Вот, — она с натугой вытянула из-под пола тяжелый и объемистый чемодан, закрытый кроме ключа еще и сеткой охранных плетений. — Берите.
Бецкой вытащил огромный чемодан.
— Это все?
— Все.
— Хорошо, — он отряхнул брюки дорогого костюма. — Водка есть?
— Да, — тетка полезла в кухонный шкаф за бутылкой.
— Сейчас ты сядешь, откроешь бутылку и выпьешь ее всю. Завтра ты об этом не вспомнишь, — сделал пасс Бецкой. — Не было у тебя ничего, графиня Адамова ничего тебе не оставляла. Поняла?
— Да, — ответила в трансе тетка.
— Пей!
Бецкой убедился, что тетка взяла стакан, налила его до краев и опрокинула. Здесь убивать не требовалось, да и свидетелей было слишком много. А так — нажрется, проспится и ничего не вспомнит. Ничего не случилось.
Он взялся за ручку чемодана и вышел из квартиры. Тяжелый, однако — наследие явно состояло из вполне материальных вещей. Надо было проверить в квартире, но вряд ли там кирпичи — нетронутые охранные плетения говорили об обратном.
Он вышел из подъезда и пошел к прокатной машине.
— У кого угол тиснул, благородный? — окликнул его один из алкашей.
Бецкой, не обращая внимания на гопоту, открыл багажник и положил туда чемодан. Подошел к водительской двери…
На глянце черного лакового покрытия отчетливо виднелось заботливо выцарапанное гвоздем матерное слово. А алкаши, наблюдая за его реакцией аж залились пьяным смехом. Ну явно, видно чья это проделка.
— Ой, не могу, щас уссусь! — один из алкашей согнулся пополам от хохота.
— Не только. Еще и усрешься, — сказал Бецкой и щелкнул пальцами.
Мина веселья на лице сменилась выпученными глазами и оханьем, а у всей четверки штаны начали мокреть. Бецкой лишь хищно усмехнулся, наблюдая панику алкашей, сел в машину и тронулся с места. А что, подумал он, я тоже умею веселиться. И некоторые проступки прощать не намерен. Еще легко отделались. Попались бы в безлюдном месте, уже было бы с кровью. Ладно, пусть живут в говне, как и привыкли. Их уже не переделаешь.
— Защищайся! — эспадроны столкнулись с лязгом, выбивая искры.
Взмах, взмах, удар… И я стою с острием сабли, упертым в мое нежное горлышко.
— Убит, — прокомментировала Мария, отнимая острие от моего воротника.
Вот же дает… Ну зато пар можно выпустить. Заодно и безопасно в плане покушения на мою половую свободу — я все еще не мог отойти от ее предательства, хотя бросать и не собирался. Слишком много нас теперь связывало, да и чувства к ней я еще испытывал, как и она ко мне. Зато придя в гости, можно было об этом не думать — бабка, как заправская дуэнья, даже и помыслить не давала, как уединиться с моей не особо верной подругой.
— Дерешься, как девчонка, — презрительно фыркнула Мария.
— А ты, как… — тьфу, повелся на разводку.
Она и есть девчонка, но зато фехтовальщица от бога. А мне надо было и отношения с ней поддерживать, и ее охранять, как завещал великий Радомир. Не все время, конечно, здесь она в безопасности. Только вот теперь роли переменились — под домашним арестом она.
— Продолжаем! — Мария встала в стойку.
— Продолжаем! — подтвердил я и поднял эспадрон.
Удар, блок, удар, блок… Что там говорили Радомир с Вратником Дарославом — отключи свое сознание? Хорошо, так и попробую. Все равно в схватке знание не нужно, все подсознательно и рефлекторно.
Раз, раз, раз! Эспадрон вывернулся из рук Марии, я отбросил ее на пол, и острие уперлось точно в ее приятную ямочку на шее, проминая кожу.
— Мертва, — бросил я, и убрал саблю. Галантно подал руку, помогая встать.
— Как? — глаза у нее были по пятаку.
— Не знаю. Рефлексы барахлят. Видимо, после лагеря остались, нас же там Воислав учил.
Не говорить же ей, что на самом деле меня учат совсем другие люди, Радомир настаивал на полной секретности наших занятий. Марию, похоже, они списали начисто, теперь она вне сферы интересов. Просто еще один
