Живущий с призраками - Макс Гордон
Конец цитаты.
– Итак, что мы имеем? – Михаил Александрович по своему обыкновению рассуждал вслух, при этом он часто вступал в ожесточенные споры с самим собой, – а имеем мы следующее – резкое снижение температуры в локальных областях здания – это раз; снижение уровня эффективности осветительных приборов – это два; зрительные галлюцинации – это три; навязчивые звуковые образы, предположительно вызванные чужим сознанием – это четыре; физический контакт с предметами нашего мира – это пять.
Профессор загнул пять пальцев и с интересом разглядывал получившийся кулак.
– Тот шар с лицом не очень-то был похож на зрительную галлюцинацию, мы все четверо его видели, тем более в видеозаписи, – не выдержал Антон.
– Мы, Антоша, много чего видели, вот только не можем свести все это воедино. Вот скажи, из всего перечисленного можно сделать вывод, что призрак, находящийся в этом здании, наделен разумом, то есть, все, что он делает – он делает осознанно?
– Слишком поспешный вывод, профессор.
– А если учесть, что некоторые люди, находящиеся в этих стенах, напевают один и тот же музыкальный мотив, который, если когда-то и слышали, то давно уж позабыли, а тут – на тебе?
– Все равно маловато данных, чтобы делать вывод, что мы имеем дело с разумным призраком. А даже если и так, то что это меняет?
– А это, Антоша, меняет все! Призраки низших классов не агрессивны и предсказуемы, в их поведении есть логика, которая понятна для нас. Они проявляются вблизи предметов, способствующих их материализации и редко удаляются от «своих» предметов на значительные расстояния. Они не могут понимать, что способствовало их проявлению, а следовательно – не будут защищать свои «артефакты». Призраки же третьего класса и выше могут находиться на значительном расстоянии от предметов, дающих им энергию для материализации в нашем пространстве, а, следовательно, те артефакты, которые мы ищем, могут находиться где угодно в стенах этого здания, да и выглядеть они могут по-разному – попробуй догадайся! Стоит ли говорить о том, что призраки высших классов крайне опасны уже сами по себе, к тому же они прекрасно понимают какие предметы пробудили их к жизни и будут защищать свои артефакты любой ценой.
Профессор снова начал подниматься по ступеням, Антон молча последовал за ним. На площадке третьего этажа Михаил Александрович резко остановился и обернулся к Антону:
– Скажи, Антоша, а с твоими мыслями в последние пару дней ничего необычного не случалось? Ну, например, видишь то, что при обычных условиях навряд ли бы смог увидеть, или внутри головы слышишь то, чего раньше не слышал – мелодию там какую или слова незнакомые? Ну говори, не тяни, я же вижу, как ты сморщился, ты всегда так делаешь, когда есть что сказать!
– Было дело, – нехотя протянул Антон, – вчера вечером, когда мы с вами ходили оборудование проверять. Ну в коридоре второго этажа, помните?
Профессор молча кивнул.
– Так вот, когда мы мимо картинной галереи проходили, там возле стен еще диваны стоят… Ну, в общем, когда вы остановились и стали картины разглядывать, особенно ту – про войну, не знаю, как она называется… Ну и я тоже стал картины рассматривать. Обратил внимание на ту из них, на которой мужик и женщина танцуют. Смешно так танцуют – на мужике желтая соломенная шляпа, на даме красная, что ли?
– Танец в Буживале? – тут же догадался профессор.
– Не знаю, может быть. Так вот, когда я на нее посмотрел, то в голове зашумела музыка, я, даже, по сторонам огляделся, сперва показалось, что музыка слышна не только в моей голове, но на вас посмотрел, а вы, кажется, ничего не услышали. Я опять на картину взглянул и какие-то образы в голове пронеслись или воспоминания… Большой просторный зал ярко освещает огромная паникадила на несколько сотен свечей, посередине зала на маленьком резном столе играет патефон. Вокруг него мы кружимся в танце, мне хорошо, я громко смеюсь. Только вот…
– Ну договаривай, что ж мне из тебя всегда слова-то приходится клещами вытаскивать?!
– Да чего тут договаривать то! – Антон разозлился, что по наблюдениям профессора, случалось с ним не так, чтобы часто, – только вот я никогда не был в том зале, и работающего патефона в глаза не видел. И смеялся я – а смех был женским! –раздражённо закончил Антон, внимательно изучая реакцию профессора на свои слова.
Но на лице последнего не было и тени улыбки, вместо этого профессор спросил:
– А что такое паникадила, Антон?
– Да черт ее знает! – растерялся оперативник, – я, даже слова-то такого не знаю, с чего вдруг вы меня о ней спрашиваете?
– Ну ты же сам говорил, да говорил так, как будто знал, о чем рассказываешь. Это такой светильник старинный, круглый на несколько рядов свеч, – машинально пояснил Семенихин, – только, вот и правда, откуда ты такие слова знаешь? Впрочем, ладно! Пойдем к ребятам, они уже заждались, наверное, волнуются.
– С вами тут поработаешь, еще и не такие слова узнаешь, – вполголоса добавил Антон уже в спину удаляющемуся профессору.
На третьем этаже было тихо и, как будто, светлее, чем на втором. Камера видеонаблюдения, микрофон и прочее оборудование стояли на своих местах, но было холодно, цифровой термометр показывал четырнадцатьградусов Цельсия, в то время, как обычная дневная температура в здании достигала двадцати трех – двадцати четырех градусов. Игоря с Константином видно не было, и профессор направился вглубь коридора, ведя за собой Антона.
– Мы что-то упускаем, что-то… что-то упускаем, – тихо повторял Михаил Александрович.
Приблизившись к середине коридора третьего этажа, профессор услышал голос Игоря:
– Костик, ты можешь постоять, хоть минуту спокойно? Перестань по подоконнику барабанить, я из-за тебя сосредоточиться не могу, а ты уже пять минут какую-то фигню барабанишь!
Увидев приближающиеся фигуры, Костя присел и выставив перед собой металлический прут с серебряным стержнем,
