Пепел и пыль - Анастасия Усович
Я вчитываюсь внимательнее, и картина обрастает фактами. Отравление. В нашем первом настоящем оно тоже случилось, но всё обошлось малой кровью. Здесь же список последствий едва умещается на листе с двух сторон. Особое внимание привлекает слово, выведенное большими буквами в углу: «АНТИДОТ». И десяток вопросительных знаков вокруг.
Я отрываю глаза от карточки, гляжу на Нину. Она сильно похудела. Её кожа имеет неприятный жёлтый цвет. Я едва узнаю ту дикую и свободную девчонку, к которой успела привыкнуть.
— Что же с тобой случилось? — спрашиваю я в пустоту.
Конечно, Нина мне не отвечает. Я со злостью кидаю карточку в ящик и ногой пинаю его, закрывая. Одна из ваз с цветами пошатывается, но не падает.
— Она в искусственной коме до тех пор, пока не будет найден системный антидот, — говорит кто-то за моей спиной. Я поворачиваюсь туда, где сидел миротворец, но это не он — тот парень всё ещё спит. Тогда гляжу на входную дверь. Молодой человек с фотографии внизу. Он меряет меня обеспокоенным взглядом. — И я знаю это, потому что ты сама мне все уши об этом прожужжала.
Он подходит ближе, я пытаюсь вспомнить его имя. Ничего. Пусто.
— Мама просила передать, если ты ещё раз не предупредишь её, что не ночуешь дома, она тебя выселит, — говорит парень, присаживаясь на край Нининой койки.
Мне нужно что-то ему сказать, и я решаю начать издалека:
— Как ты меня нашёл?
— Как твоему старшему брату, мне приходится нести определённые обязательства перед родителями. Поэтому, либо я знаю все твои любимые места, либо я труп.
Парень пожимает плечами, улыбается. У него на левой щеке ямочка, прямо как у мамы. А ещё её серо-зелёные глаза и нос с опущенным вниз кончиком.
— Поиски, я так понимаю, ещё ни к чему не привели, да? — парень кивает на Нину. Я пожимаю плечами, но он, к счастью, не замечает этого, и продолжает: — Мне всегда казалось, что нереиды добрые существа. Зачем понадобилось вместо подарка преподносить стражам троянского коня?
— Ты не страж, — вырывается у меня вместо какого-нибудь более корректного вопроса со смыслом «Откуда ты знаешь о нереидах?».
— Да, спасибо, что напомнила, сестрёнка, — парень закатывает глаза. — В уже, наверное, раз пятисотый.
Имя никак не хочет приходить на ум, и тогда я решаю хотя бы прикинуть, сколько ему лет. Едва ли он намного старше меня. Возможно, около двадцати пяти.
— Хватит таращиться на меня, — парень морщит нос. — Это пугает немного. — Он встаёт, ощупывает свои карманы, кажется, проверяя их содержимое. — Я весь вчерашний вечер мечтал заточить тот салат с тунцом, который подают в кафешке на углу. Если составишь мне компанию, я куплю тебе твой любимый сладкий кофе с молоком.
— Это называется карамельным латте, — бросаю я непроизвольно: само вырывается, как рефлекс.
— Как скажешь, босс, — соглашается он наигранно нехотя. — Ну так что, пойдём?
Только сейчас понимаю, что не ела уже, кажется, целую вечность. Живот скручивает голодным спазмом, и я соглашаюсь на завтрак в компании незнакомца, представившегося моим братом.
Но даже голод не способен отвлечь меня от мыслей о брате, которого я знала и любила до этого — о Дане.
— Слушай, — заговариваю я, когда мы выходим из медкорпуса, проходим сквозь корпус миротворцев и оказываемся перед лестницей. — А ты не знаешь, где Даня?
— Филонов-то? Там, где и все нормальные люди в такой ранний час — спит. Это Ваня малахольный, как и ты: двадцати четырёх часов в сутках вам мало, чтобы всё успеть…
Парень продолжает что-то говорить. Я цепляюсь за произнесённую им фамилию, и у меня едва не останавливается сердце.
Даня — Филонов. У Вани обычный человеческий взгляд. Всё ведёт к тому, что в этом настоящем не было никакой аварии. А значит, в этом настоящем их родители живы.
А значит, мы больше не одна семья.
— Я… Мне надо… — я из последних сил пытаюсь заставить себя успокоится, но с каждым несостоявшимся вдохом становится только хуже.
— В чём дело? — глаза незнакомца расширяются. — Слава? Эй!
Они успевает отдёрнуть меня прежде, чем я неровно ставлю ногу на ступеньку. Пошатываюсь, выравниваюсь. Падения удаётся избежать в последний момент.
— Ты бы под ноги смотрела, а то ляжешь рядом со своей подругой, — резко бросает парень. Секунда — и его лицо принимает извиняющееся выражение. — Прости! Боже, прости! У меня с утра всегда такое паршивое чувство юмора.
Я качаю головой. Но парень явно ждёт моего ответа.
— Что, даже не скажешь что-то типа: «Артур, ты вообще охамел, парень? Ты хочешь сразу, миновав медицинский корпус, отправиться к Спящим за такие слова?»
По крайней мере, теперь я знаю его имя.
— Артур, — произношу я, пробуя его на вкус. Затем, чтобы не казаться странной, добавляю: — У меня нет сил с тобой пререкаться…
— До тех пор, пока ты не выпьешь свой утренний кофе? — договаривает Артур. Хлопает меня по плечу. — Знаю, знаю. Поэтому и позвал тебя с собой, пока ты никого не пришила.
Артур бегом пускается по ступенькам. Я же иду, едва перебирая ногами. У меня и до этого не было сил, а сейчас чувствую себя так, словно меня пропустили через соковыжималку. Останавливаюсь у главной двери. Артур выходит первым и оставляет дверь открытой для меня. Не знаю, насколько раннее сейчас утро, но солнце уже взошло. Его лучи попадают мне на грудь, руки и ноги, но лицо, всё ещё замерев у порога и не решаясь идти дальше, я держу в тени.
Артур успевает исчезнуть из поля зрения, видимо, позабыв проверить, следую ли я за ним.
Стоит мне только остаться одной, как воспоминания о прошлом настоящем и о том настоящем, что встретило меня здесь, накладываются друг на друга. Правы люди, говорящие, что инициатива наказуема! Я жила в своём мире, и всё было прекрасно, но вот решила выйти за его пределы, и меня снесло лавиной, уничтожившей всё, чем я когда-либо дорожила.
Злость переполняет меня и остаётся в горле горьким послевкусием. Я хотела помешать одним наказать других, а в итоге попросту поменялась местами с тем, кого ждал печальный конец, и затянула на собственной шее тугую петлю сожаления.
Я не представляю, как жить дальше. Так хотела вернуться домой, но теперь, когда оказалась здесь, понимаю, что от привычного мне места ни осталось и следа. Как сделать
