Никто не услышит твой зов - Дарья Демидова
— Никогда не замечали за ним никаких странностей?
— Да нет... — она задумалась на мгновение и будто нехотя продолжила. — Разве что за полгода до ареста он стал замкнутым каким-то что ли... Начал что-то бормотать себе под нос... Но кто из нас не разговаривает сам с собой? Я тоже разговариваю, особенно, когда вся в работе. А нам тогда доставили документы из Бостонского университета, мы работали над ними и днем, и ночью, чтобы успеть изучить их до отправки обратно!
— А с кем он больше всего общался из сотрудников? — продолжил неофициальный допрос Марк.
— Да он со всеми общался одинаково... Не скажу, что мы все были друзьями. Отмечали вместе праздники, ходили обедать, разговаривали о личном... Но чтобы назвать другом... Пожалуй, нет. У семейных людей дружба уходит на второй план.
— Но вы ведь не замужем...
— Как тебе не стыдно, Марк Юрьевич? — Инга Бруновна укоризненно глянула на него и горделиво подняла голову. — Не нашелся еще тот мужчина, что будет меня достоин.
— Не сомневаюсь, — поддакнул Марк, осознав, что сморозил глупость. — А ваши коллеги...
— Внизу, — бросила Томан и демонстративно отвернулась к экрану, показывая, что обиделась на глупого юнца.
Марк не стал продолжать разговор. Томан вечно летала в своих фантазиях, и, кажется, книги любила больше мужчин. На деле же не каждый мог справиться с такой темпераментной особой, и об этом знали все посетители Библиотеки.
Голицын вернулся в читальный зал, но за стол не сел, прошел дальше и углубился в лабиринт из стеллажей. Дойдя до дальней стены, обшитой стеновыми панелями, он отодвинул в сторону гравюру Талия Оболенского, и перед ним открылась кодовая панель. Он нажал на зеленую кнопку, и через минуту из динамика раздался бодрый фальцет:
— Инга Бруновна, вы ли это?
— Это Голицын, Евгений Михайлович, — ответил Марк.
Из динамика послышалось удивленное «О-у-у», и панели на стене разъехались в стороны, открывая Марку кабину лифта.
Марк зашел в новенький лифт и нажал на минус второй этаж. Кабина плавно заскользила вниз, и через мгновения Голицына ослепил белый свет потолочных ламп.
Хранилище и лаборатории спрятались под землей, и Марк точно знал, что это было одно из лучших книгохранилищ мира, ведь успел побывать во многих — и акудзинских, и людских.
Совет никогда не жалел денег на изучение истории, получение древних артефактов и научные изыскания. Почему так повелось Марк не знал, но как ученый горячо поощрял это. Наверное, поэтому год назад его так поразила запущенность Седьмого отдела, который уже стал вторым домом. По сравнению с остальными компаниями Корпорации акудзин, Седьмой отдел практически никак не обеспечивался, хотя и играл важную роль в их жизни. Им с Константиновым пришлось попотеть, чтобы изменить ситуацию, выбить финансирование, получить больше полномочий и влияния.
Он оказался в большом светлом холле с кабинетами-аквариумами. Налево за широкими дверями скрывалось большое хранилище на три подземных этажа. А если пройти прямо можно было попасть в лаборатории, где изучали старинные тексты, занимались реставрацией, стабилизацией и консервацией особо ценных экземпляров.
В проеме, ведущем в лабораторию, появился низенький, пухлый мужчина с круглым лицом, круглых очках, круглым брюшком, выступающим под белым медицинским халатом, из-под которого выглядывал серый брючный костюм.
— Марк! — воскликнул мужчина.
— Здравствуйте! — улыбнулся Марк и, подойдя к нему, обнял как старого друга.
Именно Евгений Михайлович Таланов когда-то подтолкнул новоиспеченного студента Марка Голицына на путь, по которому он гордо шагал десять с лишним лет несмотря на сопротивление семьи. Отец мечтал, чтобы единственный сын приобщился к делам семьи, но Марку претил бизнес, экономика и тем более политика. Тогда только дядя поддержал его, заявив всем, что жизнь одна и жить надо так, как хочешь. И Марк жил... ровно до того момента, как убил профессора Миядзаки в древней гробнице каньона Цангпо.
— Неужели ты решил вернуться на путь истинный? — подмигнул Таланов, ведя Марка в лабораторию.
— Не совсем, — нахмурился Марк.
Они вошли в просторный холл, посреди которого стояли несколько столов, где на специальных подставках расположились старинные книги. Справа в закрытой комнате со стеклянными стенами склонились над какими-то бумагами двое мужчин совершенно на первый взгляд одинаковые, словно братья. Прямо, в такой же комнате спиной к ним склонился над столом еще один.
— А что же тебя привело к нам? — удивился Таланов. — А! Понял! Хроники! Вон, глянь, какая красота!
Евгений Михайлович подвел Марка к стеклянному кубу на высокой деревянной тумбе, которую Голицын сразу и не приметил.
— Что это? — спросил Марк, обойдя витрину по кругу.
— Это специальный заказ для Хроник, — с гордостью отвечал Таланов. — Датчики температуры, влажности, давления, сигнализация. Кстати, если кто вздумает дотронуться до стекла, то ты и твои коллеги получите оповещение.
— Неплохо, — одобрительно кивнул Марк. — Только Хроники меня сейчас мало волнуют.
— С ума сошел?! — возмутился Евгений Михайлович. — Ты нашел их почти два года назад, но с тех пор даже не взглянул на них. Ты хоть читал мою статью? Ладно мою! Ты читал статью Джан Фая? Она переведена на двенадцать языков!
— Нет, не читал, — отрезал Марк, и Таланов как-то сразу сник, будто уменьшился в размерах и стал еще ниже, чем был.
