Пепел и пыль - Анастасия Усович
Деваться некуда: прикрыв нос и рот ладонью, я проскальзываю внутрь комнаты. Бен — за мной. Он плотно закрывает за нами дверь, а я кидаюсь к окнам, чтобы отодвинуть шторы и запустить свет в комнату. Не знаю, чего ожидала увидеть и откуда вообще пыталась достать жалкие крошки надежды, что так пахнет завтрак, оставленный Васей, который Бронберт так и не съел, но, увы: на кровати лежит бездыханное тело юноши. Карамельная кожа покрылась болезненным белым налётом, жёлтые волосы сосульками спадают на лоб и щёки. Глаза — широко распахнутые и сплошь серебристые — смотрят в потолок.
— Он мёртв, — заключаю я вслух.
И в этот раз даже у Бена не хватает сил, чтобы подколоть меня за очевидность моих слов.
Мы стоим по разные стороны кровати до тех пор, пока окончательно становится нечем дышать. Потом я распахиваю оба окна, а Бен накрывает тело найденной в шкафу простынёй.
Нужно открыть портал и унести Бронберта отсюда, пока на запах не собралась вся округа. Единственное приходящее на ум место — это обрыв, который в этом времени ещё заполнен водой и представляет из себя полноценную речку. Я делюсь своим предложением с Беном, и он, не раздумывая, соглашается.
Так мы и поступаем.
* * *
Я гляжу на Бена, он — на меня. Неотрывно. Из-под опущенных ресниц. С горькой, как застрявший в ноздрях запах, ноткой заговора. Я знаю, что творится сейчас у него в голове, и знаю, почему он трёт ладони о брюки так яростно.
Я бы тоже многое сейчас отдала, чтобы избавиться от осевшей на коже грязи.
— И вы сбросили его в воду? — спрашивает Нина. В ушах до сих пор звенит её всплеск. — Уверены, что не всплывёт?
— Бен повязал ему камни на шею и ноги, — отвечаю я.
— А ещё парочку Слава запихала под простынь, — говорит Бен.
Чувствую на себе взгляд Нины, но собственный не могу отвести от Бена. Как там было? Найдите себе друга, который, в случае чего, поможет избавиться от тела?
Кто же знал, что этим другом станет тот, кто и приятелем моим готов называться с натяжкой?
— Ладно. Вы это уже сделали. К тому же, об индре никто, кроме нас, не знал. Он умереть мог ещё тогда, в церкви. Ему просто повезло, что получил возможность немного пожить и побыть нам полезным.
— Его звали Бронберт, — произношу я. — И он почти всё время проспал. Мне не удалось выведать ничего, кроме того, что он рассказал ещё когда мы вытаскивали его из клетки.
Я знаю, что не виновата в его смерти, но всё равно никак не могу избавиться от внутреннего сосущего ощущения. Голову заполнили десяток «А что, если?», по результату которых у Бронберта было бы больше шансов на спасение.
— Мы сделали всё возможное, — Бен чувствует моё волнение. Так же, как и я его. Так же, как и Нина наше общее.
Мы связаны. И пока это работает только против нас.
— Вася — профессионал своего дела. Миротворец. Лучше него никто бы не позаботился о Бронберте, — говорю я. — И у него не вышло.
— Значит, Бронберта уже нельзя было спасти.
Я пожимаю плечами, ничего не отвечая вслух, потому что чувствую — открою рот, и вместе со словами на всеобщее обозрение польются слёзы.
— Так или иначе, его уже не вернуть, — говорит Нина. — А потому нам пора подумать о собственной сохранности.
Нина предлагает немного потренироваться. Параллельно, она рассказывает поподробнее о том, что было на собрании, и как теперь будет выстроена охрана бала. Они действительно планируют привлечь больше стражей, и, благодаря замолвленному словечку Нины, меня в этом списке нет.
— Хотя на очереди ты была одной из первых, — говорит Нина. — Я сказала, что ты не до конца восстановилась после полученной недавно травмы.
— Спасибо.
— Это позволит тебе ни на секунду не спускать глаз с Христофа.
Пока мы с Ниной разговариваем, Бен исчезает в секции с оружием. Некоторое время спустя выходит оттуда, обвешанный всем, до чего успели дотянуться руки.
— Что ты делаешь? — Нина хлопает себя ладонью по лбу. — Как ребёнок, честное слово!
Но Бену всё равно. Он сияет, как начищенная до блеска поверхность меча. Я совсем не обращала внимания, но, похоже, он действительно очень переживает, что ему приходится притворяться хранителем. Сейчас, снова попав в привычную стихию, Бен выглядит по-настоящему счастливым.
Но как же смешно обмундирование смотрится на высоком и худом Алексее!
— Бен? — окликаю я. — А помнишь, как ты утверждал, что мне придётся как минимум полгода учиться, чтобы сразиться с тобой на равных? — Развожу руки в стороны. — Смотри, как всё поменялось!
Бен наверняка и сам понимает, что сейчас ему со мной не потягаться. Алексей — хранитель. Он не приемлет насилие, и Аполлинария, будучи разумным человеком, уважает такой его выбор, хоть иногда и пытается разобраться, почему же она в него умудрилась влюбиться.
— Ты меня на «слабо» берёшь? — спрашивает Бен, прищурившись.
— Ну, допустим.
Сейчас я одержу над Беном победу в любом случае, и меня это радует даже сильнее, чем должно. Я легко могу отомстить ему за синяки на рёбрах и за позорные падения на холодные маты. Но это будет не моя заслуга, а заслуга долгих и упорных тренировок другой девчонки.
Бен гремит оружием и принадлежностями, снимая их с себя и складывая на пол.
— Давай, — говорит он, маня меня к себе. — Борись со мной!
Я качаю головой.
Хочу, но не могу. Иначе чем я лучше Риса, если любой ценой готова получить желаемое?
— Не сейчас, — бросаю небрежно. Иду к Бену, но не для того, чтобы ловко уложить его на лопатки: вместо этого подбираю кое-какое оружие и несу его на место. — Я не сражаюсь с теми, кто не может держать ответный удар.
Бен что-то ворчит в ответ, но я не различаю его слова за скрежетом лезвий ножей, которые тру друг о друга ради забавы. В какой-то момент кажется, что от них летят настоящие искры.
Грубый толчок в спину выбивает почву у меня из-под ног. Я падаю вперёд, но чудом успеваю развернуться и схватить своего горе-обидчика за накрахмаленный воротник рубашки. Бен возмущённо вскрикивает. Весь удар, благодаря его весу, я принимаю на свои спину, затылок и копчик. Хватаю
