Слишком смышленый дурачок - Григорий Константинович Шаргородский
Снаружи лишь начало светать, но после завтрака вполне можно будет отправляться дальше. Мы попили травяного чая с пряником, а затем взялись за работу. «Селезень» рванул вниз по течению с максимально возможной для таких условий скоростью, так что на мели мы налетали даже там, где, двигаясь не спеша, можно было проскочить.
Ближе к обеду ситуация стала намного лучше, так что мы спокойно поели. А когда я по уже устоявшейся привычке пил чай с Гордеем, снаружи послышался радостный крик:
— Припять!
Кричал Чухоня, а Данила поддержал его длинным гудком. А может, это был и сам капитан.
Я пулей выскочил на палубу и побежал на нос, где и стоял старый ушкуйник. Впереди действительно виднелось русло Припяти. Не сказать, что такое уж широкое, — Пина рядом с родным городом была ненамного уже, но по сравнению с измотавшим нас своим вихлянием Бобриком прямо море разливное. Теперь уж точно не придётся мучиться с якорной катапультой.
Вскоре, разведя пары по максимуму и натужно ухая, «Селезень» потащил нас против течения. Здесь Припять немного виляла и к тому же имела местами заболоченные, местами густо поросшие вековым лесом берега, так что вокруг царила сплошная дичь, и даже поселений язычников не было видно. Впрочем, насколько я помню уроки отца Никодима, они не любили селиться по берегам больших рек, которые давно стали главными транспортными путями христиан. В принципе, раньше при таких раскладах можно было бы сидеть у борта и любоваться окрестностями, поплёвывая за борт… Вот что за дикая мысль в голову залетела?! Никто из ушкуйников в здравом уме не станет плевать в воду, раздражая водяного и его слуг.
В общем, раньше бы я бездельничал, но теперь, напросившись в ученики к Гордею, пришлось впахивать пуще прежнего. Это у простых матросов работы стало меньше, а вот механик на полном ходу судна работал как биндюжник в Пинском порту. Приходилось следить за котлом, постоянно проверять работу цилиндров и механизмов передачи. Так что Гордей буквально разрывался, зато с помощником дело пошло лучше.
Мне там было настолько интересно, что даже не заметил, как пролетели несколько часов, и опомнился, лишь когда механик похлопал меня по плечу и показал знаками, что можно сходить наверх и проветриться.
Да уж, не помешает, потому что вспотел я, как загнанная лошадь, и дышалось в замкнутом пространстве, наполненном паром и запахом перегретого масла, трудновато. Когда выбрался на свежий воздух, понял, насколько он может быть сладким и упоительным. Да и вообще мир вокруг налился новыми красками и новыми смыслами.
Пока ковырялся внизу, лес по берегам Припяти стал не таким дремучим, а ещё через полчаса вообще отодвинулся от воды, уступив место полям. На правом берегу Припяти, который сейчас от меня находился слева, до самого Пинска раскинулись родовые боярские земли.
Удивительно, как много я услышал на уроках в церковной школе от отца Никодима. И как оказалось, всё осталось в памяти, а не, как любил выражаться сварливый учитель, влетело в одно ухо и тут же вылетело в другое. Сразу вспомнилась рассказанная им история о том, как Туровский князь Юрий Ярославович посадил на княжий стол в почти полностью языческом Пинске своего сына Ярослава Юрьевича. Достойный потомок великого Владимира Крестителя с дружиной православных богатырей изгнал из города и окрестностей всю нечисть, приведя люд местный к истинной вере в Господа нашего. Немногие из выживших героев-дружинников и стали первыми боярами Пинского удельного княжества, получив в наследное владение богатые земли. Почему я при своём скудном уме умудрился запомнить так много имён? Потому что отец Никодим рассказывал всё с таким пылом и даже фанатичным огнём в глазах, что прямо выжег в наших недоразвитых мозгах исторические факты. А ещё всё это запомнилось потому, что после того урока, вернувшись домой, я поделился новыми знаниями с уже покойным сторожем Ерофеем. Он же, будучи в изрядном подпитии, заявил, что князя Ярослава в этих местах прозвали Корчевателем и он действительно стоил своего предка Владимира Топителя. Мои мозги тогда чуть не треснули, и, похоже, сознание постаралось выкинуть из памяти такой опасный раздражитель. Но избавиться от тревожных сведений полностью явно не получилось, так что просто всё увязло в иле памяти. Теперь же всплыло на поверхность.
Вспомнилось ещё, как после смерти Ерофея тётушка нашла в его вещах нечистые амулеты. Пришлось позвать отца Никодима. Он их и сжёг на заднем дворе трактира вместе со всем имуществом тайного язычника. А там были не такие уж старые вещи. Как же злобно тогда шипела скупая тётушка.
Налюбовавшись окрестными пейзажами, я решил, что уже достаточно проветрился, и вернулся в машинное отделение, но пробыл там недолго, потому что Гордей знаками отправил меня обратно. Текущего знания языка немых было ещё недостаточно, поэтому удалось разобрать лишь то, что вскоре мне придётся поработать, так что нужно отдохнуть. Ну, отдых — дело всегда приятное, поэтому я вернулся к наблюдениям и размышлениям о всяком разном.
Поля, которые поначалу шли лишь отдельными лоскутами на наиболее удобных участках берега, постепенно увеличивались, примыкая друг к другу, а затем я увидел вдали поднимающийся к небу купол церкви. Он был хорошо виден благодаря тому, что все остальные строения то ли большой деревни, то ли уже небольшого городка были значительно ниже. Лишь парочка достигала трёх этажей, а основная масса — одноэтажные.
«Селезень» начал сворачивать к берегу. Через пятнадцать минут мы аккуратно встали у одного из четырёх причалов. Они, как и в деревне язычников, были бревенчатыми, но выглядели основательнее. И всё же по размаху складов и людности этому месту очень далеко до моего родного города. Меня никто не трогал, поэтому я продолжал наблюдать за происходящим и хорошо рассмотрел, как спустившийся на пристань дядька Захар ушёл куда-то в сторону складов. Пока его не было, я заметил, как повеселели и Данила, и Чухоня. Казалось, что они предвкушали какое-то радостное событие, но я терялся в догадках, какое именно. Ещё больше озадачился непонятным весельем ушкуйников, когда вернувшийся капитан объявил, что сейчас будем догружаться. Вот уж не думал, что кто-то станет радоваться тяжёлой работе.
Всё прояснилось, когда мы загрузились, да так, что ушкуй просел явно больше, чем положено, а мешки с зерном заняли всю палубу. Ящики с чем-то ценным забили не только трюм, но и часть рубки. Похоже, дальше нам с Чухоней придётся путешествовать верхом на мешках, что уж
