Лелька и ключ-камень - Юлия Русова
— Лен, я пойду.
— Ладно, теперь все равно позаниматься не получится.
— Счастливо!
— Чао, Лелька.
Обидно Лельке было до слез. Она точно знала, что никто никого не привораживал, мама с папой просто очень любили друг друга. Вопли полубезумной старухи словно испачкали ее дорогие воспоминания. Но этим дело не кончилось. Через пару дней Лена, подойдя к Лельке сказала:
— Мама велела пока тебя не приводить. Они с бабушкой и так все время ругаются, мама говорит, что ей новых проблем не надо, старые бы разгрести.
— А тебе не запретили ко мне ходить?
— Нет, мама не против, чтобы мы дружили, просто у бабки с головой беда, лучше сделать как она хочет. Не обижаешься?
— Нет, на что? Только коврик ваш у дверей в Хеллоуин лучше убери или переверни.
Лена пожала плечами, но неожиданный совет запомнила. Тем более что в Хеллоуин она явно будет дома, мама ее на такие вечеринки не пускала. Да и не звали особо таких маленьких как они с Лелькой.
Лелька Велесову ночь провела в одиночестве. Она попробовала позвать Кузьмича, но домовой отмахнулся:
— Не могу, дева. Ночь эта злая, я должен дом боронить, чтобы незваные гости не пожаловали.
О том, кто может пожаловать, Лелька догадалась сама и на Кузьмича не обиделась. Она убрала все со стола в их с Ириной комнате, зажгла честно выпрошенные у тети Наташи пару свечек и, завернувшись в покрывало, устроилась на подоконнике, обняв Старичка-Огневичка.
Ворчать и возмущаться было некому. Ирина выпросилась у матери к подружке с ночевкой. Лелька краем уха слышала, что там планируется настоящая вечеринка, но тете не сказала. Она уже поняла, что теть-Наташа предпочитает закрывать глаза на Иринины выходки, покате не выходят за какие-то рамки. Сестра припрятала косметику, черное платье, маску и остроконечную ведьминскую шляпу, явно планируя поразить всех приглашенных мальчишек.
Даже позднее, пытаясь понять, что с ней такое было, Лелька не могла бы с уверенностью сказать, задремала она или нет. Внезапно мерцающий отраженный в окне огонек свечи исчез. Окно заполнил знакомый туман, в котором медленно протаивало окошечко, как в заиндевевшем стекле автобуса зимой. Окно ширилось, и Лелька поняла, что видит бой.
Через багрово-черную реку из клубов тумана на берег лезли твари. Мама всегда говорила, что «тварь» ругательное слово, но другого Лелька подобрать не могла. Черные, грязно-серые, багровые создания ползли на берег. Их форма постоянно менялась: бесформенный спрут становился человеком, тут же перетекал в уродливого полузверя, снова менял форму на то ли змея, то ли динозавра и опять становился человеком. С ужасающих созданий на землю падали куски тумана, прожигая ту насквозь. Земля словно стонала под ногами, лапами и копытами, она не могла и не хотела нести такое.
На берегу твари сталкивались с войском. Вооруженные мечами воины, израненные, в сломанных доспехах и рваных кольчугах рубили тварей, не позволяя им пройти. Лелька завороженно смотрела, как нечто, выглядящее как девочка-Аленушка из сказки, голыми руками разорвало воину грудь и, сомкнув веки от невероятного наслаждения, стало пожирать сердце. Лельку замутило. В этот миг тварь открыла пустые, полные тумана глаза, и девочка мгновенно узнала свою ночную гостью. Почти иконописное детское личико исказилось, мелькнул раздвоенный черный язык, тварь зашипела и протянула к Лельке окровавленную руку.
Вдруг, перекрывая обзор, мелькнул старенький алый плащ, сверкнул клинок, и голова твари покатилась вниз, истаивая на ходу. Воин обернулся, и Лелька узнала отца.
— Папа, папочка!
— Леля? Дочка?! Зачем ты здесь? Тебе сюда нельзя! Нельзя, слышишь?! Солнышко, уходи! Живи за себя и за нас с мамой. Мы тебя любим!
Лелька рванулась к отцу, но отчаянный взгляд папы скрыло туманом, изображение пропало, а девочка расчихалась от острого запаха полыни.
— Опамятела, дева? Ишь, чего удумала, чуть к Грани не отправилась! Кто же так Велесову ночь встречает: оберег не сделала, на соль не нашептала, даже рябины не взяла! В эту ночь защитник твой слаб, не угляди я, и все, только тебя и видели.
— Но я же не могла сквозь окно просочиться!
— Ты-то не могла, тело бы осталось, а вот душа ушла бы в Навь. Хочешь веками в туманах бродить, а потом этакой же тварью к людям ползти?
Лелька замотала головой так, что чуть косички не отвалились.
— Не хочу! Спасибо, Кузьмич.
— Иди давай спать, болезная. Хватит с тебя приключений.
Надолго запомнили Велесову ночь и обитатели другого дома. Лелькина подружка Лена решила прислушаться к странному совету и с наступлением сумерек аккуратно свернула придверный коврик с приветственной надписью. Она уже собиралась спрятать его под лавку, когда ее манипуляции увидела бабушка.
— Ленка! Ты зачем половик убрала? Поди колдовкина внучка насоветовала?
Придумать подходящее объяснение девочка не успела, так что ей оставалось только молча кивнуть.
— Положь назад немедленно. Ишь, удумала ведьмино отродье слушать. Поди девчонка такая же злая, как Таська была. Сколько я ее просила: приворожи мне хорошего мужика, заплачу, не обижу. А та знай твердит свое: приворот грех, нельзя судьбу ломать. А то еще и издевку добавит — дескать была бы ты не такая завистливая да на язык злая, мужик и так бы нашелся. А теперь еще и ее внучка будет указывать, что делать, чего не делать.
Лене пришлось вернуть коврик обратно. Девочка ушла к себе и уже подумывала лечь спать, как услышала шум. Вбежав в зал, она увидела то, что и много лет спустя вспоминала с ужасом. Ее грузная бабушка пыталась спрятаться в шкаф, отбиваясь от чего-то невидимого.
— Райка, ты ж умерла, Райка! Больше полсотни годов прошло, как умерла! Тебя ж старшаки в детдоме по кругу пустили, да зарезали! Уходи, не трожь меня! Я не виновата, что твоя мамка себя порешила. Это твой грех, что я то письмо написала. Ведь все время ты хвасталась: папка куклу купил, туфельки подарил. Булки мне белые пихала, вроде как угощала, а сама-то думала — смотри убогая, у тебя такого сроду не будет.
Старуха забилась в угол и на глазах испуганной внучки продолжила свой странный монолог.
— Нет,
