Лилит Сэйнткроу - Возвращение мертвеца
– Не наседай, Гейб. Не советую.
Я говорила серьезно.
– Тогда не тяни. Быстренько сделай свою работу и иди домой. Потом можешь напиться.
Она тоже отвечает серьезно. Кажется, мы испытываем одинаковые чувства.
«Напиться. Будто это поможет. Да я теперь даже напиться толком не могу». Я взялась за замок молнии на мешке. Рывком дернула его вниз.
По крайней мере, они сложили куски тела так, как следовало. Чего-то не хватает – я еще не читала предварительный отчет. В нос ударил тошнотворный запах смерти.
Иногда подобная чувствительность превращается в настоящее проклятие. Теперь я понимаю, почему демоны окружают себя особым, специфическим запахом. Это своего рода защита. Хотелось бы мне иметь такую. «Кристабель, – сказала я. – Sekhmet sa'es».
Воздух пришел в движение. Пыли не было, но я почувствовала, как энергия – моя энергия – вздрогнула, словно поверхность пруда, от которой отразились звуковые волны. Именно вздрогнула, а не шевельнулась, готовая в любой момент выйти из-под контроля и погрузиться в хаос.
«Странно».
Я попятилась. Не нужно смотреть на это изуродованное, разлагающееся лицо. Я отошла в дальний угол комнаты и сглотнула слюну. Щелчок пальцами – и свечи на столике загорелись. Обожаю этот фокус.
Обожала до того, как встретила Джафримеля.
– Выключи свет, Гейб.
– Хорошо.
Щелчок выключателя – и почти все лампы под потолком погасли. Те, которые остались включенными, тревожно гудели. Здесь все же было светлее, чем на складе. Интересно, где сейчас Булгаров? Наверное, уже осужден и отправлен в газовую камеру. Нет, еще рано. Во всяком случае, интересоваться его судьбой я не стану, я свое дело сделала.
«Приди в себя, Дэнни. Охота закончилась. Думай о том, что тебе предстоит».
Я подняла нож; блеснула сталь – преграда между мной и тем, что могло сейчас произойти.
– И что? А ничего, – пробормотала я. – Данте Валентайн, аккредитованная некромантка, вызывает дух тела Кристабель Муркок, также аккредитованной некромантки.
«Черт, надеюсь, у нее есть что сообщить».
– У меня все готово, – сказала Гейб. – Начинай.
Я вздохнула. Закрыла глаза. Времени на раздумья больше не было.
Все началось просто, слишком просто. Я ушла на уровень подсознания, погрузившись в тот голубой сияющий свет, который раскрывали передо мной мой талант и генетика. Я не касалась тела – дотронуться до холодного пластика не было сил, – поэтому была готова к некоторым трудностям – скажем, между мной и голубыми хрустальными стенами входа в царство смерти могла возникнуть какая-нибудь преграда.
Но я ошиблась.
«О боги, как хорошо». Я откинула голову; распущенные волосы шевелил легкий ветерок. Где-то внутри меня раздалось пение, к нему присоединился мой голос, а потом и моя энергия, которая произносила слова еще до того, как я успевала их озвучить. «Agara tetara eidoeae nolos, sempris quieris tekos mael…»
«Пока все идет хорошо», – подумала я, затем это поглотило меня целиком.
Надо мной сиял голубой прозрачный свет. Мои кольца искрились, левое плечо пронзила жгучая боль. Оседлав энергию, под пение хрустальных стен, я пересекла пространство, вибрирующий воздух и приступила к делу. На языке ощущался мерзкий привкус размолотых костей и гниющей плоти. Тело Кристабель превратилось в пустую оболочку без единой искорки жизни; не было даже фосфоресцирующего свечения нервных окончаний, которые обычно умирают долго – много часов и даже дней. Леденящий холод смерти коснулся моих пальцев.
Я открыла глаза.
Все было так знакомо, что я едва не расплакалась. Из моих уст вырывалось пение, звучное, отражающееся от хрустальных стен, уходящих в бесконечность. На мне была белая хламида – выбор богов, – перехваченная серебряным пояском, концы которого свободно ниспадали вниз. Я стояла босиком на мосту, перекинутом через бездонную пропасть; мимо пролетали прозрачные тени, которых переносил на ту сторону неумолимый закон смерти. Я сделала шаг; изумруд на моей щеке засиял, и этот свет превратился в кокон, который не давал мне перейти через мост, где я могла навсегда исчезнуть в царстве теней. Внизу зияла пропасть; мост дрожал, как натянутая струна арфы. У меня не было времени проверять, поджидает ли меня душа демона. Я так боялась, что он окажется там, в царстве смерти, и окликнет меня. Я боялась, что его там не окажется – что обычная смерть не может завладеть душой демона.
Почему моя собственная трусость не позволила мне соединиться с тем, кого я любила больше всех на свете, и скрыться с ним в таком месте, где мы оба находились бы в безопасности?
Я медленно подняла голову. Я не могла, не хотела смотреть.
И, тем не менее, должна была это сделать. Воплощение бога смерти, его поджарая, лоснящаяся черная собака смотрела на меня. Так было всегда, с того самого дня, когда я впервые увидела голубое сияние. Он сидел по ту сторону моста, в собачьем обличье, которое было всего лишь его маской; милосердной маской, которая позволила бы мне без боязни встретить ужас земной кончины и вступить во владения смерти. Хоть я и некромантка, смерть пугает меня; ни один смертный не любит встречаться с бесконечностью. И все же бок о бок со страхом в нас живет спокойное и полное понимание смерти. От ее прикосновения веет холодом и всепрощением, она снимает с плеч груз забот, освобождает от боли, обязательств и памяти.
О, как мне хотелось почувствовать эту легкость, когда я отчаянно боролась за жизнь, как борются все живые существа, цепляясь за то, что им так хорошо знакомо, даже если это и доставляет им боль. Я знала, что такое эти муки, они не были для меня тайной, лежащей на дне бездонного колодца; этот секрет рано или поздно смерть шепчет на ухо каждому смертному.
Прервав пение на середине, я разрыдалась. На меня обрушились волны энергии, бог протянул ко мне руки. Там, где он жил внутри меня, все расцвело, как прекрасный цветок, и я вновь стала тем мостом, через который бог проводит душу, вырывая ее из рук смерти.
Горло сдавило; глаза и ноги заболели, какое острое наслаждение! Я откинула голову и вдруг услышала резкий щелчок, эхом отразившийся от кафельных стен морга. Леденящий холод медленно пополз вверх – с пальцев на кисти рук.
– Спрашивай… – тихо произнесла я, испытывая невероятную радость.
Я сделала это! Я снова это сделала!
В наушниках сквозь помехи я услышала хриплый голос Гейб. Призрак Кристабель Муркок издал стон. Этот звук был полностью лишен модуляций – ничего странного в этом нет, ибо мертвые разговаривают совсем не так, как живые. В голосе призрака отсутствуют интонации, он звучит ровно, заунывно, отдавая последнюю дань самой жизни. Чем дольше тело находилось в могиле, тем страшнее звучит голос призрака. Когда нам показывали учебные фильмы с записями сеансов вызова духов, я видела, как, услышав голос призрака, люди визжали и падали в обморок; бледнели даже некоторые псионы.
Кому же понравится, когда с ним заговорит призрак?
«А это что?» Даже сквозь пение я вдруг почувствовала: что-то произошло. Тихие стоны Кристабель заскребли по поверхности слов, туго натянув энергию, управляющую пением, и вдруг мне в спину словно вонзили огненный штырь. Так не должно быть. Призрак не может так… жутко вопить.
«Что случилось?» – подумала я, продолжая удерживать призрака ради живых и чувствуя на себе ледяное, как мрамор, дыхание смерти.
Гейб снова что-то спросила; ее голос ударил меня по нервам с такой силой, что я закричала. Через меня начали проходить волны энергии, изумруд вспыхнул, кольца затрещали, отбрасывая снопы золотистых искр. От кафельных плиток начали отваливаться куски, лампы под потолком взорвались, и на пол посыпался дождь мелких осколков. Я съежилась, но песня продолжала звучать, энергия отчаянно вибрировала, ментальные нити болезненно дергались и перекручивались.
«ВСПОМНИ! ВСПОМНИ! ВСПОМНИ!»
На какую-то долю секунды я почувствовала, как к моей щеке прикоснулись чьи-то холодные пальцы; это было нечто нечеловеческое, что даже нельзя было назвать мыслью, это было невыносимо, и оно все повторяло и повторяло одно и то же слово: «ВСПОМНИ! ВСПОМ…»
Я отчаянно дернулась. Призрак взвизгнул, но сверкнул нож – и между мной и голодной тварью, бросившейся на меня, чтобы высосать из меня энергию, оказалась холодная сталь.
– Джафримель! – хрипло завопила я, содрогаясь от страшной боли в плече.
В воздух взметнулось голубое пламя, словно вспыхнул порох, и я отлетела к стене, со всего маху ударившись об нее плечом. К потолку взвились клубы цементной пыли, на пол полетели сверкающие осколки стекла и кафеля. Внезапно комната погрузилась во мрак – только в дальнем углу тускло светила одна-единственная уцелевшая лампочка.
Я медленно сползла по стене; мертвое тело Кристабель Муркок жадно всасывало в себя последние частицы призрака. Меня била дрожь, изумруд на щеке ярко вспыхивал; я задыхалась от сухого судорожного кашля и рыданий. По щекам текли слезы; я испытывала страшное облегчение и новую, острую душевную муку.
