Князь Пушкин - Сергей Александрович Богдашов
И правда, стоило нам с сестрой войти в комнату, как брат взял с моего стола лист бумаги начал вслух читать:
— Река, как время, неподвластна
— Уносит свои воды вдаль.
— Уходят годы, жизнь прекрасна
— Лишь расставания печаль
— Порой бередит наши души
— И каждый поворот реки,
— Как измененья линий судеб,
— Как лист, теченью вопреки
— Гонимый ветром своенравно
— Не зная, где найдёт приют.
— Летит себе чрез реку плавно.
— Его друзья не предают.
— Это тебе навеяла моя дуэль с Кюхлей? — посмотрел я на брата. — Лёва, порой люди совершают глупости, за которые им потом стыдно. Думаю, и Вилли сейчас о многом сожалеет, но я не считаю его предателем. Да порой он ведёт себя невыносимо, но такой уж он есть. Послушай, Лёва, а у тебя нет стихов менее философских и повеселее? Мы сегодня с Ольгой такое дело провернули и поэтому хочется услышать чего-то такого лёгкого и беззаботного.
— Сейчас, — умчался брат, почти тот час же вернулся со своей тетрадью и начал её перелистывать, — Вот. Недавно сочинил. Слушайте:
О! Чу! С утра было виденье.
С Невы в тумане шум умолк
В окно я глянул на мгновенье
А там стоит косматый волк!
Ужасен, зубья так и скалит
Когтя с охотой низ окна
Я проморгался — Ринг шакалит
Изображая кошмар сна.
— Ну, рассмешил, брат, — утирая слёзы, только и мог я выдавить из себя, как в комнату примчался щенок.
— И ты здесь, Рингер? — вновь зашёлся я смехом,– Услышал, что про тебя речь идёт и решил проверить?
— У меня тоже кое-что есть, — заявила, отсмеявшись, Ольга и вышла из моей комнаты, чтобы через минуту вернуться с листом картона в руке.
— Вот. Тоже, как ты говоришь, навеяло, — протянула сестра мне рисунок.
На переднем плане акварелью были изображены мы с Кюхлей, целящиеся друг в друга из дуэльных пистолетов. Между нами на фоне покосившейся деревянной часовни стояли Дельвиг, Пущин и доктор, а рядом в плечо Бакунина лицом упёрся Корсаков.
Странно, осину с вороньём я хорошо помню, а часовню не приметил.
— А что скособоченное строение означает? — поинтересовался я у Ольги.
— Все мы под Богом ходим, — пояснила сестра. — И если всех крестят под крестами, то не каждому после смерти суждено лечь под них на отпевание.
— Если краски и картон кончатся, дай мне знать, — попросил я Ольгу, разглядывая рисунок, — У тебя определённо талант. Так верно выражение лиц передать — то дорогого стоит.
* * *
Павловский дворец не самый большой из мной увиденных, но пожалуй, один из самых ухоженных, так как Императрицей, немкой по рождению, он поддерживается в образцовом состоянии. За ворота, во внутренний двор нашего извозчика не пропустили, так что пришлось нам с сестрой топать до дверей пешком.
Наверняка, не сообрази я вовремя, и не обратись к бабушке за советом, меня бы охрана и в ворота не впустила, невзирая на мой новый титул, а так, посетил секретаря Императрицы в Зимнем дворце, и ву-а-ля, через три дня получил приглашение на «короткую беседу вместе с сестрой».
Заинтересовать Императрицу было несложно, пара намёков на наше соглашение и обещание преподнести ей приятный сюрприз. И никаких деталей! Сообщил лишь, что с собой собираюсь привезти сестру, «чтобы в дальнейшем безотлагательно и со всем тщанием и прилежанием исполнять взятые на себя обязательства». Великий русский канцелярский язык — вроде всё сказано, но попробуй разберись, что именно! Умеет чиновничья братия порой такое завернуть, что впору просить перевести с русского на русский, чтобы понять, что же они хотели сказать.
Вот и я пошёл по тому же пути. Императрица — прежде всего женщина, а дамам свойственно любопытство. И это сработало!
В довольно минималистски обставленной гостиной нас продержали недолго, всего-то полчаса. За это время важный дворецкий через одного из слуг вызвал другого, через кого и передал о нашем прибытии.
Куда уж тот ходил, непонятно, но он явно не слишком торопился, справедливо рассудив, что ему же и придётся нас провожать, так что набегаться он успеет.
Так оно и вышло. Мы прошли дворец насквозь, ведомые нашим провожатым, и из внешнего двора попали в замечательный парк, с полноводным каналом и красивыми каменными мостками над ним. Там слуга не остановился, более того, чуть добавив хода он повёл нас через один из мостиков за канал, по отлично устроенной каменной дорожке. Я, издалека узрев изящную ротонду со множеством колонн, хотел было указать на неё сестре, но тут слуга резко сменил направление и мы свернули вовсе в другую сторону.
— Огород! — с изумлением выдохнула Ольга, когда мы вышли из-за зарослей кустов роз на обширную поляну, где десятки, а то и сотни грядок выстроились в безупречном порядке, как гвардейцы на плацу, — Я что, шила платье для огорода⁈
Хм, ну так-то, да. Огород. Кочаны капусты, самого разного цвета и величины, растущие на множестве грядок, с цветами никак не перепутаешь.
— Её Императорское Величество давний и признанный селекционер, — снизошёл до нас провожатый, — А здесь собраны не только лучшие европейские образцы, но и итоги её многолетних трудов.
Мария Фёдоровна нашлась в неприметной беседке, сделанной из дерева и укрытой в зарослях акаций. При ней были четыре дамы, и если бы не Знаки на их повседневных платьях, я никогда бы не признал в них фрейлин столь высокой особы.
Двое из них, явно со знанием дела, обдирали листья с двух разных кочанов, а остальные с интересом следили за процессом. Тут же стояли обычные весы, с набором чугунных гирек, а чуть в стороне был расположен изящный стол с шестью креслами.
— Проходите ближе, Александр Сергеевич, — махнула рукой Императрица, предлагая мне зайти внутрь беседки.
— Моя сестра — Ольга Сергеевна Пушкина, — не повёлся я на индивидуальное приглашение, которое должно было оставить Ольгу за порогом, и представил заробевшую сестрёнку пред очи Императрицы, чуть ли не силой при этом вытягивая её за руку из-за своей спины.
— Похожа она на вас… ээ… Очень похожа, — посмотрела Мария Фёдоровна на сестру, и кажется, нечеловеческим усилием воли сумела проглотить слова:
