Князь Пушкин - Сергей Александрович Богдашов

Князь Пушкин

Глава 1

С утра шёл мелкий дождь, но после обеда распогодилось и сейчас даже солнце временами выглядывает. Тем не менее, воздух сырой и густой словно кисель. Под ногами опавшие листья да пожухлая трава. На одинокой раскидистой осине сидит стая ворон и наблюдает за разворачивающимся действием.

— Судари, не желаете ли примириться? — в очередной раз задаёт один и тот же вопрос распорядитель, выбранный из среды секундантов.

Киваю на противника, мол, что он ответит. Соперник, молча, мотает головой.

— Ну, на нет и суда нет,– тяжело вздыхает распорядитель, и мы с противником берём в руки по пистолету, — Напоминаю условия. У барьера стоите неподвижно, по команде «раз-два-три» на счёт «три» стреляете. К барьеру.

Барьер обозначен двумя саблями, воткнутыми в землю на расстоянии пятнадцати шагов. Условия дуэли самые худшие, какие только можно придумать, поскольку при одновременном выстреле погибнуть могут сразу двое. Пистолеты новые и не пристрелянные, так что шансы куда-нибудь попасть у нас обоих примерно одинаковые.

Подойдя к сабле, встаю по направлению к противнику правым боком и кивком даю знать, что готов. Соперник делает то же самое.

— Раз,– слышится голос распорядителя, я разгибаю локоть и навожу ствол пистолета на цель.

— Два,– выдыхаю и готовлюсь выстрелить.

— Три,– нажимаю на спусковой крючок, собачка высекает искру на пороховую полку и слышится два выстрела.

Стая ворон, с громким карканьем медленно и вальяжно взлетает с дерева и набирает высоту. Вокруг меня дымище и запах сгоревшего пороха. Судя по ощущениям, я не ранен. Сквозь дым смотрю в сторону лежащего на земле противника.

Хоть я и не спешил, но всё равно раньше секундантов и врача оказался около уже бывшего соперника:

— Кюхля, хорош валяться. Я тебе всего лишь каблук на сапоге отстрелил.

Приятель посмотрел на свою обувь и поднял на меня глаза, в которых читался всего один вопрос: «Как?»

А вот так. Перед выстрелом я от ствола пистолета до каблука сапога Кюхельбекера создал воздушный тоннель, по которому и летела пуля. Этот трюк вместе с Серёгой я целых три часа за Фонтанкой осваивал. Извёл почти весь запас пороха и пуль, что мне с пистолетом в подарок достались. Стрелял в мишень на берёзе до тех пор, пока пять подряд выпущенных пуль не легли одна в другую. Не хватало мне ещё приятеля подстрелить.

— Вставай уже, — подал я руку однокласснику, — Простынешь.

Вилли не отказался от помощи и уже через мгновение я очищал его от налипшего мусора.

— Ну что? Мир? — протянул я ладонь приятелю в тот момент, когда к нам уже подошли наши однокашники.

— Конечно, мир, Сашка! — воскликнул Вилли, и начал меня обнимать.

— К Талону, обмыть мировую? — предложил я во всеуслышание, и, спохватившись, тут же добавил,– За мой счёт.

— А, поехали! — махнув рукой, согласился приятель под одобрительные возгласы одноклассников.

Рассаживаясь по каретам, я попросил друзей, чтобы позволили нам с Кюхлей доехать до ресторации наедине — уж очень мне хотелось поговорить с приятелем тет-а-тет. Однокашники прекрасно всё поняли и расселись в две оставшиеся кареты.

В двух словах произошло следующее.

В пятницу вечером в ресторане, Кюхле по-пьяни какие-то мои слова показались оскорбительными. Все друзья встали на мою сторону и принялись убеждать пьяного Вилли в его неправоте, но, тем не менее, вызов мне был брошен. Я, как мог, пытался успокоить друга, но он только и знал, что твердил о дуэли, а затем и вовсе убежал из ресторана.

На следующее утро ко мне пришли Иван Пущин с Антоном Дельвигом, и сообщили, что Кюхля настроен серьёзно и ничего не хочет слышать о примирении без поединка. Я готов был на всё, лишь бы Кюхельбекер отменил вызов. Даже оставил за ним выбор оружия и правил поединка. Всё утро друзья бегали от меня к Вилли в надежде, что тот передумает, но приятель всё глубже и глубже закапывал себя в яму, затребовав под конец поистине самоубийственные правила дуэли.

Завершилось всё тем, что Иван вызвался стать моим секундантом и заверил, что привезёт на дуэль своего полкового доктора с хирургическим перлом. Дескать, офицер проверенный, не болтливый и спас жизнь не одному дуэлянту. Антону ничего не оставалось, как стать секундантом Кюхельбекера.

Стреляться договорились на воскресное утро, а в случае непогоды перенести дуэль на послеобеденное время. Что впрочем, и произошло. Разве что перед самым отъездом к доктору, к Пущину и Дельвигу присоединились Николай Корсаков и Александр Бакунин. Откуда эти двое взялись, я не спрашивал, но думаю, что Антон постарался.

Знал ли я, что Вилли не выстрелит в меня или будет намерено стрелять в молоко? Знал, но не был уверен. Поэтому на всякий случай прикрыл голову плотным воздухом.

Мог ли я не стрелять в Кюхлю? Конечно, мог, но нужно было дать понять приятелю, что и лучшего друга порой можно разозлить. А заодно и остальным столичным бретёрам их место показал. Пусть попробуют мой выстрел повторить, на заказ отстрелив у друга каблук.

— Вилли, — начал я, — Объясни мне, что с тобой случилось? Нормально ведь сидели. Веселились. Болтали. Ананасы с рябчиками шампанским запивали. Какая муха тебя укусила?

Как и ожидал, Кюхля не проронив ни слова, только губы кусал. Не люблю читать нотации, но придётся. Иначе с таким отношением к жизни она быстро закончится.

— Вилли, ты мой и друг, а про друзей я никогда слова плохого не скажу. Не знаю, что оскорбительного ты услышал, но я ведь готов был перед тобой извиниться, даже зная, что ни в чём не виноват. Зачем ты дело до дуэли довёл? Жить надоело? Так я тебе одну вещь скажу, о которой из молодёжи мало кто знает — дуэлянтов не отпевают в церкви и хоронят за погостом. Знаешь почему?

— Потому что церковь приравнивает дуэль к самоубийству? — поднял на меня глаза приятель,– Почему же тогда сам не отказался?

— А ты посмотри со стороны, как бы выглядел мой демарш. Кавалер золотой медали «За храбрость» испугался брошенного вызова. Что мне оставалось делать, если все наши одноклассники не смогли отговорить тебя от поединка?

— Прости меня, Сашка,– уставился в окно Кюхля.– Я ещё в субботу понял, что вспылил без причины и не достойно повёл себя в