Записки нечаянного богача – 3 - Олег Дмитриев
В зале было оживлённо. Со ступеней лестницы показались сперва белые стандартные гостиничные шлёпанцы, потом бордовый махровый халат, и лишь вслед за ним моя заспанная морда обозрела окрестности. Штанов я не нашёл. Не то, чтобы мы с Надей вечером расшалились — просто не искал вообще. Забыл.
Лиза, племянница Василя, та официантка, что встречала нас с первого дня в Корчме, бегала весёлой и румяной. Как раз сейчас отбегая от Анюты, сгрузив на стол перед ней яичницу, блинчики, салатик и какао в неожиданной яркой посуде с диснеевскими персонажами. Которая в антураже заведения, на фоне щитов с гербами и рыцарских лат, воспринималась крайне шизофренически.
Сам Василь обсуждал что-то с товарищем Колобом за чашечкой кофе. Оба выглядели так, словно не спали несколько дней, что вполне соответствовало действительности, поэтому крошечные фарфоровые чашечки у них в руках смотрелись чистым издевательством.
Андрусь и Гнат, эксперты по логистике и силовым акциям любого, казалось, масштаба, тоже не были похожи на сильно выспавшихся. Пили, судя по цвету, биографиям и характеру употребления, чифир. Но этим двоим, пожалуй, можно было бы вообще всё — столько, сколько сделал каждый из них за этот месяц, наверное, не сделал никто. Да и не смог бы.
Баба Дага сидела рядом с ними, и пила, видимо, то же самое — с неожиданной стороны открылась. Но и в случае с ней претензии были излишни. Старуха поставила на уши, не вставая с места, столько народу, что и представить сложно. И очень многое из того, что абсолютно невозможно было решить сналёту нам с Тёмой, она решала за один звонок. Редко — за два. Но решала всегда.
«Звуковики», Павлик — старший головастик, и канадский певец сидели с одинаково застывшими лицами, едва ли не промахиваясь чашками мимо ртов, потому что с ними за длинным столом завтракали, как обычные живые люди, бородатый пожилой американец, гладко выбритый и причёсанный датчанин, сын ирландца и филиппинки и мексиканец чуть помоложе первых троих. Что заставило этих встать в такую рань — я и представить не мог. Со стороны уборной к ним подходили англичанин и ещё два американца, все с уложенными волосами, ухоженными лицами и умытые — профессионалы.
— Доброе утро, леди и джентльмены! — вежливо, хоть и подозрительно хрипло сообщил мной внутренний реалист по-английски, решив, видимо, что долго молча стоять на лестнице в халате просто так — довольно опрометчиво.
— Я поселю здесь счастье! Я погружу этот город в восторг и трепет! — продолжил я на родном, запахнув полу халата, пародируя Егора-Горе из «Калины Красной».
Встречали меня хохот, приветственные реплики на нескольких языках и аплодисменты. Даже жалко стало, что Надя не увидала — красиво получилось.
Головин и Ланевский сидели за тем самым столом, что мы собирались дарить Лорду в новый дом. Тем, что весил, как груз всех наших грехов, вместе взятых. Тёма был похож на Мистера Смита из фильма «Мистер и миссис Смит», в том месте, когда им уже разнесли всю хату наёмники: смокинг ещё безупречен, но бабочка уже развязана. По крайней мере, артист, сыгравший эту роль, сидевший сейчас за соседним столом, навёл именно на такую ассоциацию. Лорд, говоривший с тем самым англичанином, что выходил из санузла, но задержался возле их стола, выглядел… Ну, как натуральный лорд он и выглядел. Стать, осанка, оттенок скуки в глазах и вяловато-протяжный акцент того самого «пош инглиш», диалекта для богатых, который я отметил в первую нашу встречу. Господи, это было явно несколько веков назад! Костюм-тройка в строгую клетку и уложенные волосы, которым будто бы не был страшен и девятый вал, картину не довершали, но подчёркивали некоторые нюансы. Певец, голубоглазый остроносый блондин, говорил с ним на одном языке, с одним и тем же акцентом и на равных. И это, кажется, удивляло их обоих.
Я упал за стол к друзьям, обхватив двумя руками кружку с чаем. На колени умостилась Аня, ловко сдвинув через полстола к себе свои три тарелки и чашку. Одним движением. Двумя руками. «Папина дочка», — умилился внутренний реалист.
Первым делом я влил в себя чаю. Вторым — попросил ещё, и желательно — вон того, крепенького, от бабы Даги. Потом подъел размазанную дочерью по тарелке глазунью. И почти стал похож на нормального человека. На лестнице показалась Надя, в платье. Выглядела божественно. В том смысле, что глаза её метали молнии так, что старику-Перуну было впору призадуматься о профнепригодности. С мест ей навстречу неслось: «доброе утро, Надежда!», «Надь, привет!» и «good morning, missis Volkov!».
— Волков! Ты забыл, где шкаф с одеждой⁈ — пронеслось под сводами.
— Пардон, мужики. Пижамку переодену и снова выйду, — выдохнул я уже на ходу, едва успев запихать в рот ещё один блин. И побежал переодеваться под сочувственный хохот всего зала.
Торжество было назначено на пять часов вечера. Я ещё переживал было вначале, как справятся островитяне без привычного чаю в «файф о’клок». Но потом поводов для переживаний стало гораздо больше.
Город был украшен так, как, пожалуй, никогда раньше. И ни один в мире. Казалось, каждое второе окно светилось стилизованными Волком и Вороной, вписанными в сердечко. Три остро модных дизайнера, один был приглашён специально, а два других приехали по велению сердца и чуткого коммерческого нюха, в один голос выбрали эту картинку как логотип мероприятия. Получилось симпатично. Чья-то лёгкая и щедрая рука распечатала их во всех возможных масштабах и в неимоверном количестве, и вчера раздала горожанам. Теперь эта пара смотрела отовсюду — из окон квартир, учреждений и заведений, с машин и общественного транспорта, со стен и деревьев. В соцсетях творилось чёрт знает что — кто-то устроил конкурс на лучшее фото размещения Волка и Вороны, и показатели каких-то репостов и вовлечённости, что бы это ни значило, запинали все предыдущие рекорды в самый дальний угол, пыльный и скучный.
На площадях и перекрестках стояли фуд-траки и памятные с детства желтые бочки для напитков. Под бочками были ТЭНы, газовые горелки, а то и просто костерки. Перед словами «квас» и «пиво» были приклеены красные буквы «НЕ». Пахло корицей, гвоздикой, анисом и цитрусами. На стенах домов были растянуты белые экраны таких размеров, чтоб видно было даже слабо зрячим.
Вчера вечером было обращение Губернатора. Ну, то
