Вадим Панов - Последний адмирал Заграты

На несколько секунд в эфире повисла тишина.

Эмоциональная речь Нестора не оставила Помпилио равнодушным, более того, он предполагал услышать нечто подобное, а потому был не особенно удивлен. Он просто не знал, что сказать, поскольку пока еще – пока! – они находились по разную сторону баррикад.

– Кстати, кузен, спасибо, что обезглавил Трудовую партию, – продолжил, после паузы, Нестор. – Мне докладывают, что в Альбурге царит замешательство.

– Насколько я понимаю, долго оно не продлится, – хмыкнул Помпилио.

– Я направил в столицу бронепоезд и девять пехотных полков. За ними следует эшелон с оставшимися в строю бронетягами и моими наемниками.

– Ты доверился Махони?

– Ни у него, ни у его людей нет никакого желания воевать со мной.

– Я их понимаю.

– Спасибо. – Нестор помолчал. – Но есть пятнышко, которое портит до блеска отполированную кирасу. – Еще одна пауза. – Понимаешь, о чем я?

Маленькое ржавое пятнышко, ценою в жизнь.

– Тебе жаль, что трудовики не решили проблему наследников, – негромко произнес Помпилио.

– Я понимал, что толку от этих горлопанов мало, но всё равно надеялся.

– Я не отдам детей.

– Пообещал Генриху присмотреть за ними?

– Да.

– Как видишь, я не в обиде, – вздохнул Гуда. – Но ты ведь понимаешь, что я жду тебя в точке перехода?

– Понимаю.

– Мы будем драться, Помпилио. Мы с тобой.

– Мы адигены, Нестор, – улыбнулся лингиец. – Нам приходилось драться и ради меньшего.

– Согласен. – Гуда вновь помолчал. – Если выживешь, пообедаем как-нибудь?

– Почему нет? – пожал плечами Помпилио и отключил связь.

«Судя по всему, налет на площадь Святого Альстера Дорофеев серьезной операцией не считал. Ты сказал, что всё ограничилось объявлением боевой тревоги и прогулкой в машинное отделение. Но тебе всегда везет.

А вот мне пришлось пережить все прелести подготовки к сражению. И, клянусь Гермесом, никто не делал скидку на то, что я новичок.

Закончив с патронташами, я отправился в каюту, чтобы пару часиков вздремнуть – недосып не лучший фон для плодотворной работы, – но в коридоре столкнулся с Валентином и получил от него перечень срочных дел. «Вы впервые идете в бой, синьор Мерса, так что я составил для вас шпаргалку. К следующему разу потрудитесь выучить ее наизусть».

Видел бы ты его ухмылку, Олли! Не человек, а сгусток презрительного высокомерия!

Он составил для меня шпаргалку!

Скотина!

В итоге вместо отдыха я проверял огнетушители, ремонтные комплекты, кислородные баллоны, баллоны с гелием… Тридцать семь пунктов, Олли! Хороша шпаргалка, да? На три листа!

Пожалуйста, при случае сделай Валентину какую-нибудь гадость…»

«Энди! Когда ты злишься, ты такой прикольный!»

– Да, Помпилио, адигенам частенько приходилось сражаться по дурацким причинам, – вздохнул Нестор, отключая связь. – Жаль, что мы сцепились из-за детей – их кровь ты мне никогда не простишь.

Он посидел в кресле, бездумно разглядывая мерно гудящую радиостанцию, повертел в руке микрофон – словно впервые его увидел, – прикоснулся к паре ламп, хмыкнул и громко произнес:

– Входи!

Дверь немедленно отворилась, и в рубку бочком проник вихрастый очкарик, одетый в мешковатую униформу техника. Официально он числился вторым радистом «Длани справедливости», но занимался не только связью. Точнее – совсем не связью.

– Как твои успехи?

– Прибор нуждается в совершенствовании, адир, но он работает! – с воодушевлением ответил очкарик. – Всё получилось именно так, как я предсказывал: я послал радиосигнал, он отразился от цеппеля, вернулся, и я…

– Где «Амуш»? – прервал энтузиаста Гуда.

– Кто?

Нестор вздохнул, но уточнил:

– Цеппель, за которым я поручил тебе следить. Где он?

Он с пониманием относился к талантливым изобретателям.

– А-а… «Амуш»… – Очкарик запустил пятерню в черные вихры. – Десять минут назад он был в сотне лиг от нас, адир. Я даю слово, что…

– Азимут?

– Он идет с севера.

Гуда покачал головой и с улыбкой пообещал:

– Если «Пытливый амуш» действительно придет с севера, у тебя будет столько денег на продолжение исследований, сколько тебе понадобится.

– Почему ты нас не бросила?

Как ни странно, но этот простой и, в общем-то, естественный вопрос до сих пор не был задан. Во дворце Лилиан оказалась минут за пять до появления бунтовщиков. Успела лишь приободрить принцев, сказать, что будет с ними до конца, и отправилась в тронный зал. Последующие события к разговорам также не располагали: перестрелка, бегство, раскачивающаяся в небе корзина… Оказавшись на «Амуше», Генрих-младший погрузился в размышления: вновь и вновь вспоминал только что пережитое приключение, вспоминал последние часы перед ним и последние дни. Вспоминал бунт. Думал об отце. И только теперь, когда Густав и Георг уснули на диване кают-компании – покидать Лилиан они категорически отказались, – Генрих задал вопрос:

– Почему ты нас не бросила?

– Я спрашиваю себя об этом с того самого момента, как телохранители отказались сопровождать меня во дворец, – усмехнулась девушка.

Она шептала: «Почему?», но продолжала идти по обезумевшим столичным улицам, пряталась от одичавших загратийцев в подворотнях, закрывала руками рот, чтобы не вскрикнуть от страха, проклинала всё на свете, вновь спрашивала: «Почему?» и продолжала идти. Она не искала ответ, потому что пока его не было – была злость. А злость на себя не позволяла ей сдаться. Потому что любой четкий и логичный ответ отправил бы ее в противоположном направлении – в сферопорт.

Потому что гордость и здравый смысл несовместимы.

«Почему?»

Нужно ответить, ибо принц имеет право знать.

– Во всем виновата пчела, – грустно улыбнулась Лилиан.

– Пчела? – удивился Генрих.

Он ожидал любого ответа, кроме этого – непонятного.

– Пчела есть на гербе каждого адигенского рода, – объяснила девушка. – И это ответ на твой вопрос: я не могла уйти, хотя собиралась, потому что я – адигена.

«Проклятый конверт…»

Сейчас, когда все ужасы остались позади, а три бокала вина успокоили взвинченные нервы, Лилиан вспоминала о пережитом с улыбкой. И была абсолютно согласна с определением Помпилио: «Дура. Я вела себя, как дура».

Зато она гордилась собой.

– Остальные адигены поспешили уехать, – хмуро заметил Генрих. Его категорически не устроил ответ Лилиан, уж лучше бы она призналась в тайной связи с его отцом! – А некоторые присоединились к Нестору.