Иди через темный лес. Вслед за змеями - Джезебел Морган
– Видишь, маленькая сестрица? – От его улыбки мороз продрал по спине. – Не радуйся распахнутым окнам и незапертым дверям – ты просто не сможешь в них пройти. Входных дверей нет – вообще нет, хоть весь дом обойди. Коридоры появляются там, где миг назад их не было. Исчезают прямо за твоей спиной. За одними дверями – стены, за другими – ничего. Вообще ничего. Нет ни одного зеркала. Время не двигается. Ночь не наступает. Если не задернешь шторы, так и будешь смотреть, как солнце играет в салочки с тучами. Я просидел здесь бездну времени, я досчитал трижды до трехсот тысяч, и ни разу не наступила тьма, ни разу не взошла луна.
В несколько крупных шагов он достиг диванчика Марьи, навис над ней, уперев руки с двух сторон от ее головы, продолжил хриплым и нервным шепотом:
– Ты спрашиваешь, где мы. Так вот, маленькая сестрица, я не знаю. Мы не в мире живых, мы не в мире мертвых, мы не в мире-на-пороге. Мы нигде. И я не знаю силу, столь могущественную, чтобы создать это место и заставить его жить по своим законам!
Резко оттолкнувшись от диванчика, он снова обернулся к окну и не целясь швырнул в него бутылку. Марья ожидала, что та фейерверком осколков разлетится о незримую границу, но бутылка пролетела сквозь террасу во двор и разбилась со звоном о камни. Вытянув шею, Марья заметила алое винное пятно на земле – темное, слишком похожее на кровь.
Финист медленно переводил дыхание, успокаиваясь и возвращая безмятежную и насмешливую маску.
– Итак, моя радость, может, теперь расскажешь, какая же сделка стоила того, чтобы здесь оказаться?
Марья пожала плечами, пристально рассматривая каменные цветы в букете, и, не отрывая от них взгляда, начала говорить:
– На площади ко мне подошел торговец. Предложил рассказать об Ане… О том, что ее можно вернуть. Спасти. Я хотела отправить его к тебе, но с тобой он говорить отказался. Сказал: взять с тебя нечего. Велел прийти позже и пообещал, что мне ничего грозить не будет. Потому и пошла – ты ведь сказал, что нечисть не нарушает обещаний. И я действительно думала, что торговец был нечистью. А дальше ты знаешь – я попалась в ловушку. И не смотри на меня так, я не звала на помощь, а попыталась выкрутиться сама! И у меня получилось… почти. А потом старик что-то сделал и вернул меня прямо в гущу тварей.
– Старик?
Финист напрягся, снова шагнул к Марье и навис над нею. Против воли она вскинула на него глаза, но тут же поспешила снова уставиться на цветы.
– Ну да, старик. В какой-то момент вместо торговца я увидела старика и парня какого-то. Высокий, с длинными волосами…
– К черту парня! Что за старик?
Марья зажмурилась и потерла переносицу.
– Я не успела его рассмотреть. Невысокий, субтильный, опирался на парня…
– Вспоминай!
Марья раздраженно выдохнула.
– Мне, знаешь ли, немного не до того было, чтоб его рассматривать! А что, знакомого узнал?
Финист усмехнулся и немного расслабился, снова уселся напротив и закинул ноги на столик.
– Слишком мало ты сказала, чтоб кого-то узнать. Предполагаю, кто мог бы перепутать тебе пути, но у него не было спутников. Возможно, кто-то другой.
– Он охотился за тобой.
– Что?
Марья прикусила язык, но было уже поздно. С другой стороны, было бы глупо скрывать от побратима, что ему грозит опасность – ведь тогда она грозила и ей тоже.
– Он слишком много знал о тебе. Про глаза, про крылья…
– Крылья?
Он спросил почти спокойно, но Марья заметила, как закостенело его лицо.
– Он сказал, что у тебя их нет. И что взять с тебя нечего. Ты поэтому меня птицей не унес?
Финист поморщился.
– Оборачиваться в толпе тварей – самоубийство еще большее, чем просто явиться к ним на ужин. Так что просто забудь об этом: очередная ложь, на которую ты купилась.
Марья поспешно кивнула и отвела глаза. Финист врал, она видела это. Как видела и то, как мучительно он пытается скрыть, что вопрос о крыльях причиняет ему боль.
– Что ж, – после короткого молчания совершенно нормальным голосом произнес Финист, – у этой ловушки есть одно маленькое достоинство. Здесь действительно безопасно.
– Прекрасное место, чтобы пересидеть, пока Лис не уймется?
– Боюсь, он скорее подохнет от старости, чем мы отсюда выберемся.
Чеканная дробь чужих шагов отвлекла их. В дверях появился высокий нескладный мужчина, огненно-рыжий, в длинном красном кафтане и щегольски начищенных сапогах. Он улыбался любезно и так широко, что были видны все зубы – мелкие, острые, звериные.
А еще у него были змеиные глаза – полностью желтые, яркие, с тонким зрачком-трещиной.
– Рад вас видеть, господа мои! – хорошо поставленным голосом возгласил змееглазый. В его речи слышался странный прищелкивающий акцент. – Позвольте представиться – Альберт Дрейкен, приказчик и правая рука нашего дорогого хозяина. И от его лица я рад приветствовать вас в его скромной летней резиденции. Также он передает, что безмерно рад помочь старшей родственнице и с радостью позаботится о вас, пока она в отъезде. Я здесь, чтобы угодить вам и скрасить дни до ее возвращения. Обращайтесь ко мне, если чего-нибудь пожелаете.
Марья и Финист обменялись удивленными взглядами. Старшая родственница? Но каким боком здесь Аня?!
Марья уже открыла рот, чтоб выпалить вопрос, но Финист ее опередил:
– Желаю прогуляться по округе, Альберт. Проводите?
Улыбка приказчика даже не померкла.
– Увы, господин, вам и вашей очаровательной сестре запрещено покидать стены поместья. Ах, не «запрещено», конечно, разве может кто запрещать благородным господам? Но родственница моего хозяина передала столь настойчивую просьбу вас беречь, что я просто не могу выпустить вас туда, где с вашей головы может упасть хоть один волос!
С мерзкой улыбкой Марья накрутила тонкую прядь на палец и дернула, вырывая. На глаза навернулись слезы, но улыбку она удержала. И демонстративно позволила волоскам соскользнуть на пол с ладони.
Финист только поморщился, а улыбка Альберта слегка увяла.
– Может, господа желают прогуляться по поместью? – наконец предложил приказчик. – Уверяю вас, здесь есть на что посмотреть! У моего хозяина потрясающая коллекция даров наших недр и того, что могут сотворить из них умелые руки.
– Не сегодня, Альберт, – перебил Финист, поднимаясь. – Моей сестре пора вернуться в кровать и набираться сил. Я сам ее провожу.
Марья скривилась, но покорно поднялась – в глазах и так начало темнеть от усталости.
До дверей
