Иван Белов - Ненависть
Ветеран перевел дух и продолжил, найдя подходящие уши:
— Европа пыталась уничтожить русских восемьсот лет, планомерно, последовательно, методично, а им было плевать. Они закапывали нас в своей скудной земле и продолжали пить водку, тосковать, искать смысл жизни, писать непонятные книги и грызться между собой. Они были не такие как все, это раздражало больше всего. Их невозможно было купить. А когда нам, наконец, удалось победить угрозу с востока, ценой жизни целого поколения лучших из немцев, мы все испортили, мы позволили им остаться в живых. Не вырвали с корнем.
Рудольф вцепился в перила. Перед ним немец, впервые говорящий открыто и честно, о народе канувшем в Лету. Твоем народе. Ненависть ветерана не угасла за долгие годы, а значит война не окончена. Ты солдат этой войны. Пришло время выбирать.
— Постойте, никуда не уходите, я сейчас, — Руди выбежал с балкона оставив деда в недоумении. Подскочил к ближайшему столу.
— О, наш герой! — воскликнул пьяненький, краснорожий майор в распахнутом настежь мундире, в компании обер-лейтенанта и двух проститутных особ. — Садись, выпей с нами!
— Позже, — отверг приглашение Руди. — Сигареты есть?
— Бери, — опешивший майор, подвинул полупустую пачку, с вложенной зажигалкой.
— И вот это, — Руди сцапал едва початую бутылку коньяка. — Приятного вечера, — и вихрем унесся обратно, оставив после себя атмосферу загадочности и легкого недоумения.
Дедушка никуда не делся. Легендарная немецкая дисциплина.
— Я вам принес тут…
Старик, без лишних прелюдий, сцапал бутылку и присосался к горлышку, дряблый кадык заходил ходуном. Оторвался с трудом, глаза маслянно заблестели. Руди услужливо подсунул сигаретку, щелкнул зажигалкой.
Ветеран с наслаждением затянулся, выпустил струю синего дыма и простонал:
— Ооо, Спасибо сынок, это то что сейчас нужно бедному старику.
Дверь приоткрылась, на балкон сунулся один из людей Шульца.
— А ну вышел вон, — прикрикнул дедок.
Агент убедился, что Руди не отрастил крылья и не упорхнул, и скрылся из виду.
— Кто это? — спросил дед, и снова приложился к бутылке.
— Эсбэшники, приглядывают за мной. — признался Рудольф.
— Сучары, — ветеран сплюнул. — Пока мы в окопах гнили и товарищей хоронили, они в тылу с бабами развлекались, жрали в три горла. Мы после боев на переформирование отступили, так такие твари всю душу вымотали, красных выявляли, мрази. Ты натворил что-ли чего?
— Есть немного. Поможете? Услуга за услугу.
— Чего надо? — дед совсем разомлел.
— Я уйду ненадолго, прикроете?
— Не вопрос, старый вояка разве откажется макнуть эсбэшную шушеру носом в дерьмо? Иди, а я постою, повспоминаю славные дни.
— Спасибо. — Руди не удержался, обнял ветерана и перевалился через перила. Пустяки, второй этаж. По статистике больше всего переломов случается при попытках спрыгнуть с табуретки, после ввинченной лампочки. Повис на руках, нащупал карниз, спустился на уровень окон и спрыгнул на мягкий газон. Времени мало, а дел целая куча.
Цель Руди выбрал безошибочно, приличная гостиница на весь город одна, «Бремен», буквально через пару кварталов. В запасе, в лучшем случае, час. Дед будет обороняться до последнего, человек старой закалки, другого мира, потом эсбэшники обнаружат пропажу, начнут искать сами, опасаясь гнева начальства, прошерстят район, и лишь тогда свяжутся с Шульцем, и поднимут на ноги весь городок.
Руди сходу преодолел решетчатый заборчик и притаился в кустах сирени, напротив двухэтажного здания гостиницы. Немедленно обнаружилась самая слабая часть искрометного плана. Где голубки? Свет горел в десятке окон, не сезон, гостиница пустовала. Батюшки, а кто это у нас тут? В окне второго этажа, торчал собственной персоной Шульц, с голым торсом и смолил сигаретку. Ну вот, а дед говорил курение не вредит, не учел всякие подлые обстоятельства. Бычок щелчком улетел в темноту, Шульц скрылся в номере, оставив окно распахнутым настежь. Жарко бедняжкам, упарились. Руди выждал минут пять. По улице прошла припозднившаяся компания. Вроде тихо.
Тенью скользнул в кусты и прижался к стене. Здание старое, с пожарными лесенками и маленькими балкончиками. Инвалид вскарабкается в два счета. Это вам не современные гробы из пластика и бетона.
Подпрыгнул, подтянулся, залез на балкон и осторожно заглянул в нужное окно. Первой в глаза бросилась огромная, белоснежная задницу ритмично дергающаяся на кровати в мягком, приглушенном свете настенного бра. Грета постанывала, грациозно выгнув красивую спину. По телику показывали старенький фильм. На столике уютно шумел ноутбук. Жаль нарушать столь чудесное соитие, может позже зайти? Руди развалился на подоконнике и тактично покашлял.
Реакция последовала бурная. Шульц рыбкой слетел с койки, кинулся к пистолету, лежавшему на тумбочку, и с размаху налетел лицом на колено Рудольфа. Впечатался в стену и заскулел, зажимая расквашенный нос. Абель взвизгнула, еще осознавая, что происходит.
— Здравствуйте, не помешал? — Руди приложил палец к губам веля ей заткнуться, подошел к тумбочке, и вытащил из кобуры пистолет.
— Ты… Ты откуда? Как? — прошипел Шульц, силясь унять кровотечение.
— Мимо проходил, дай думаю зайду, навещу старых друзей, — как можно более приветливо улыбнулся Рудольф, навинчивая глушитель на ствол. — А вы тут, значит, развратничаете?
— Ну и сука ты, — Шульц заворочался на полу. Теперь никуда не денется, нет на свете существа более беззащитного, чем голый мужик.
Абель прикрыла прелести простыней, и взглянула без особого страха.
— Третьего мы не ждали, я конечно не против, но…
— Я после этого ублюдка не буду, спасибо, — вежливо отказался Рудольф.
Абель обиделась, надула пухлые губки и приготовила отповедь.
— Помолчи, — посоветовал Руди. — Иначе получишь пулю в свою очаровательную башку.
— Ты за это ответишь выродок, — к Шульцу постепенно вернулось самообладание. — Неблагодарный подонок, я подарил тебе будущее, а ты…
Бах. Пистолет слабо дернулся, Шульц стек по стене с аккуратной дыркой во лбу.
— Не надо действовать мне на нервы, — обронил Рудольф. — Будущего нет, мы убили его. А я тебя, извини.
Грета побелела и сжалась в комок.
— Итак о чем это мы? — Руди прошелся по комнате, заглянул в ванную и коридор. — Ах да, я пришел попрощаться.
— Мог бы и не трудиться, я бы пережила.
— Не мог, я же не англичашка какой, я необразованное, русское быдло. Да, представь себе, теперь я знаю кто я такой. Спасибо всем за науку.
— Поздравляю. По мне так лучше было остаться жалким унтертаном. Что собираешься делать?
