Иди через темный лес. Вслед за змеями - Джезебел Морган
Со сдавленным стоном Марья перевернулась на живот, стукнула кулаком по полу. Нет, никаких пессимистичных мыслей, она справится, она сможет, и все снова будет хорошо…
…есть и еще выход, продолжил шептать тихий голос, так похожий на голос Финиста. Раз она стала монстром, то и поступи с ней так, как с монстром, – убей. Это больше не твоя сестра…
– Это еще посмотрим, – прошипела Марья сквозь зубы и рывком села.
От резкого движения зашумело в ушах и перед глазами расплылись цветные круги. Марья потрясла головой, словно пытаясь выбить дурные мысли, случайно оглянулась на Финиста.
Застыла.
Вокруг его тела по стеклу расползались трещины, словно по льду, и из них тянулись тонкие призрачные ростки, сероватые спирали папоротника, уродливые шляпки поганок. Полупрозрачные мхи расползались по куртке Финиста, травы оплетали и обнимали его, и все – совершенно бесшумно. Марья поверила бы, что это морок, если б в ноздри не ударил терпкий и густой запах осеннего леса – влажной листвы, грибницы и гнили.
Одна из спиралей папоротника развернулась у самого лица Финиста, коснулась резными кончиками листьев его щеки. Он поморщился сквозь сон, но не проснулся. Марья нерешительно потянулась убрать побег в сторону; ладонь дрожала – а вдруг этот маленький кусочек призрачного леса нельзя трогать? Не попытается ли он перекинуться и на нее?
Ее отвлек тонкий мелодичный звон, как ледяные колокольчики из сна. От неожиданности Марья едва на месте не подпрыгнула, отдернула ладонь и оглянулась. Звон раздался снова, с галереи у лестницы. Марья прищурилась, пытаясь хоть что-то разглядеть в красноватом полумраке. Кажется, у самых ступеней что-то лежало – маленькое, круглое, тускло блестящее белым металлом.
Колечко. Только ребенку и будет впору.
Марья потянулась подобрать его, но оно выскользнуло из ее пальцев и, мелодично звеня, покатилось по ступеням вниз на первый этаж. Закрутилось спиралью и замерло на ребре, поджидая.
Марья застыла на верхней ступеньке, оглянулась на спящего Финиста. Он сказал – внутри можно ничего не бояться. Насколько он прав? И не лучше ли его разбудить?
Колечко нетерпеливо подпрыгнуло, мелодичный звон эхом раскатился по пустынному этажу торгового центра. Оно звало и манило, разжигая любопытство, но Марья слишком хорошо помнила, чего оно ей уже стоило однажды – когда она принесла домой удивительно красивые перья, рядом с которыми сладко шептал ветер.
«Тебя проводят, радость моя», – всплыл в голове скрипучий голос торговца с площади, в который вплелся мелодичный звон. Марья резко выдохнула и бесшумно сбежала по лестнице. Слишком соблазнительно, слишком рискованно…
Вообще все это затевать было рискованно, и раз она уже попала на эту сторону, глупо отсиживаться под крылышком мертвого сокола – он ведь только о своих интересах заботится. Если она хочет помочь сестре, а не только себе, то полагаться на Финиста нельзя.
Кольцо докатилось до дверей, и они разъехались абсолютно беззвучно. За ними по серой земле шелестел мелкий дождь, серебристыми искрами пронизывая густой неподвижный воздух. Марья замерла на пороге, кусая губы и беспомощно следя, как кольцо катится по дороге, маня дальше и дальше.
И шагнула наружу.
* * *
Костер потрескивал и раскидывал искры, его бледное, почти призрачное пламя отражалось в черной глади рукотворного пруда. Неподвижная вода вообще отражала много чего – хищно изогнутую луну, ослепительно-белых птиц с клювами, окрашенными кровью, кувшинки с лепестками, едва тронутыми гнилью, двух мужчин у костра, чьи черты неуловимо расплывались в звериные.
И только мужчины были реальными.
Старик устало сгорбился и потирал руки. Ледяная морось испарялась высоко над костром, и у огня было тепло, но старческим костям этого тепла не хватало. Его спутник, статный, с длинной черной косой и высокими скулами, сосредоточенно опаливал на огне тонкую веточку барбариса.
– Вот и все, Андар, – со вздохом сказал старик, когда пламя стало низким и ровным. – Пора.
Юноша вскинул на спутника темные глаза, нахмурился.
– Да, ты прав – мне и самому это не нравится, – снова вздохнул старик, – но что поделать, не нам с духами спорить.
Он тяжело поднялся, опираясь на заботливо предложенную руку. Юноша все еще хмурился и прятал глаза. Старик ободряюще сжал его плечо.
– Я понимаю тебя, понимаю. И на моем сердце черно, чернее, чем у тебя. Я ведь не впервые ее сегодня увидел. Но нет стыда в том, чтоб поставить на великого хищника ловчую яму. Нет стыда в том, чтоб следовать велению духов.
Он говорил, и надтреснутый голос подрагивал. Он и сам не верил в свои слова, он и себя не мог ими убедить.
Они ушли, и огонь потух, но черная вода все еще продолжала отражать, как двое сидят у костра и птица-горе простирает над ними свои крылья.
6
Догони меня
Кольцо катилось все дальше и дальше, и Марья едва за ним поспевала, бежала вприпрыжку, перескакивая камни и выбоины. Шарф так и остался на полу торгового центра, и ветер жгуче щипал за шею. Волосы выбились из-под капюшона, лезли в глаза, а хриплое дыхание вырывалось изо рта с белыми облачками пара, изморозью оседавшими на щеках.
Кольцо дразнило Марью: то почти замирало, позволяя сбавить шаг и отдышаться, то пускалось вперед большими скачками. Марья боялась потерять его в ночной темноте, но оно блестело, словно отражало бледный свет невидимой луны.
Вместо окон и фонарей город освещал сам себя – слабо светились стены домов, проступая из темноты, мерцали контуры деревьев, светлячками рассыпались искры. Оглядываться было некогда, Марья даже не задумывалась, в какую часть лабиринта ведет ее кольцо. Иногда краем глаза она замечала жуткие фигуры, сгорбленные или, наоборот, худые и прямые, как палка, но никто не пытался остановить ее или заступить ей дорогу. Словно торговец, передавший таким странным образом приглашение, берег ее. Словно твари видели в ней чужую жертву и не желали с хищником ссориться.
Мысли мелькали в такт бегу, дробясь на бессмысленные обрывки и исчезая прежде, чем Марья успевала обдумать их до конца. Она думала: «Надо было оставить записку Финисту». Она думала: «Не надо, я постараюсь вернуться до того, как он проснется». Она думала: «А как я найду дорогу обратно?»
На перекрестке у сквера она все-таки потеряла кольцо из виду. Марья остановилась, пытаясь отдышаться,
