Благословение небожителей. Том 2 - Мосян Тунсю
– Нога!
Се Лянь осмотрел его поясницу, убедился, что лица туда ещё не добрались, и глаза его радостно блеснули.
– Всё хорошо! – воскликнул он. – Мы остановили это, хворь дальше не распространяется!
Парень перестал лить слёзы и присмотрелся:
– Правда? Всё нормально?
Люди восхищённо охнули и приободрились. Немного поколебавшись, один мужчина таки решился:
– Ваше высочество, прошу, вылечите и меня!
Кто-то неподалёку возразил:
– Э, не спешите! Откуда нам знать, что это сработает? А если потом его болезнь вернётся? Что тогда?
Эти слова остудили пыл Се Ляня, и он моментально посуровел:
– В самом деле. Мы пока не можем быть полностью уверены, надо ещё понаблюдать некоторое время.
Кто-то со страхом сказал:
– Да сколько можно наблюдать… У нас нет времени ждать. Ещё немного – и эти штуки у меня на лице вырастут!
Другой больной выступил вперёд:
– Я готов рискнуть!
И вскоре Безмрачный лес огласился криками нескольких сотен людей: «Ваше высочество, умоляем, прекратите наши муки!»
Они повалились вокруг Се Ляня на колени и стали ему кланяться. Принц, зажатый толпой, оказался в непростой ситуации, но ему не хотелось действовать опрометчиво.
– Пожалуйста, встаньте, – обратился он к людям. – Если с этим человеком всё будет нормально, я обязательно постараюсь помочь остальным…
С немалым трудом он успокоил толпу множеством обещаний и увещеваний, затем уложил юношу, которому ампутировали ногу, и наконец присел отдышаться под деревом. Му Цин огляделся по сторонам и тихо сказал:
– Как можно было взять и отрубить ему ногу? Такие решения не принимают в одиночку. Только если человек сам будет вас об этом умолять! Теперь, если болезнь вернётся, окажется, что всё было напрасно, и он возненавидит лично вас!
Сердце Се Ляня продолжало бешено биться. Он прикрыл лицо рукой и хрипло сказал:
– В этой ситуации нельзя было дольше ждать. Он мне не отвечал, врач тоже не решался действовать. Не мог же я просто смотреть, как зараза распространяется! Кто-то должен был взять на себя ответственность. Я и правда…
Фэн Синь выглядел на редкость озабоченным.
– Ваше высочество, мне кажется, вам надо передохнуть. Вы что-то плохо выглядите. Мы пока за всем присмотрим.
Принц и сам чувствовал, что силы его покидают. Он медленно кивнул:
– Хорошо. Я побуду здесь, нельзя далеко уходить.
В этот момент в лесу опять кто-то зарыдал. Фэн Синь и Му Цин пошли разузнать, в чём дело, а Се Лянь ещё немного посидел в растерянности, а потом лёг на землю.
Прежде он ни за что не стал бы валяться в грязи в каком-то лесу – потребовал бы, чтобы ему разбили шатёр, полог которого пропитан вытяжками из ароматных трав, и поставили кровать, инкрустированную слоновой костью. Но сейчас у принца не осталось сил на эту мишуру. Он даже одежду не отряхнул от пыли, не попытался отчистить кровь – упал прямо как был и заснул.
Се Лянь не знал, сколько проспал. Очнулся оттого, что услышал, как его зовёт Фэн Синь. Пробуждение вышло резким: принц рывком вскочил на ноги и почувствовал, как с него что-то упало. Он опустил голову и увидел старенькое штопаное одеяло – видимо, кто-то укрыл им небожителя, пока тот спал. Се Лянь потёр переносицу и обратился к подошедшему Фэн Синю:
– Мне это не нужно. Отдай лучше какому-нибудь больному.
– А? О чём вы? Одеяло? Это не я принёс. Я только что вернулся.
Се Лянь повернул голову:
– Значит, Му Цин?
– И не я, – ответил Му Цин. – Наверное, кто-то из ваших последователей.
Се Лянь посмотрел по сторонам, но не увидел никого подходящего, покачал головой и подумал: «Ничего себе, я даже не почувствовал. Похоже, совсем вымотался». Он аккуратно свернул одеяло, положил его на землю и сказал:
– Идём.
Когда они уходили, на сердце у принца было неспокойно. И не напрасно: скоро то, чего он так опасался, произошло на самом деле.
Всего два дня спустя, когда он вернулся в Безмрачный лес, врачи поведали, что ночью десять с лишним больных, нарушив запрет, тайком избавились от лиц на своих телах: кто-то выжег огнём, а кто-то срезал ножом. Многие из них действовали неумело и потеряли чересчур много крови, но рассказать об этом побоялись, поэтому завернулись тихонько в одеяла и лежали так, пока не испустили дух.
Се Лянь только-только вернулся с поля боя – и из одного кошмара сразу попал в другой. Стоя среди сотен людей, глядя на окровавленных, воющих от боли калек, он наконец дал волю чувствам:
– Вас же предупреждали! Почему вы не прислушались? Вам ясно дали понять: пока нет уверенности, что так действительно можно избавиться от поветрия! Зачем было поступать столь опрометчиво?!
Впервые он так гневался на глазах у толпы своих последователей. Все потупились и молчали, будто уснувшие на зиму цикады. Се Лянь был в ярости и, пожалуй, немного перегнул палку, наговорил лишнего.
– Ваше высочество, – сказал кто-то, – вам не страшны никакие болезни, вы не страдаете так, как мы, – вот вам и не понять. Говорите, это опрометчиво, но мы в отчаянии и готовы пойти на крайние меры. Что нам ещё делать?
Нельзя сказать, что он открыто выступил против принца, но тон его был очень неприятным. Се Ляню кровь ударила в голову.
– Да как ты смеешь! – вскричал он.
Однако человек уже затерялся в толпе – не найдёшь, как ни старайся. Фэн Синь был слишком далеко и ничего не слышал – иначе моментально разразился бы бранью, – а Му Цин, чувствуя, что настроения в народе и так недобрые, решил проявить осторожность и не обострять ситуацию. Заметив, что Се Лянь ничего не отвечает, кто-то другой добавил:
– Ваше высочество, если вы не можете нас спасти, нам остаётся надеяться лишь на себя. Не волнуйтесь, мы не потратим ни ваших духовных сил, ни чудесных снадобий.
Только что Се Лянь пылал от гнева, сейчас же ему показалось, будто его окунули в ледяную прорубь. «Да как так? – подумал он. – Разве я пекусь о снадобьях и силах? Я просто беспокоюсь, что ампутация не поможет, вот и пытаюсь остановить их. Почему им кажется, что я не понимаю их страданий? Да, мне не ощутить ту боль, что они испытывают, но я искренне хочу их спасти. Иначе стал бы я отказываться от прекрасной работы небесного чиновника и искать проблем на свою голову?»
Никогда прежде над ним так не насмехались, никогда не испытывал он подобной обиды. Мысли заметались
