Вадим Панов - Последний адмирал Заграты
– Доброе утро, мессер. – Голос дрожит, но кто будет обвинять мальчика в том, что ему сейчас страшно?
– Доброе утро, Генрих.
– Пришел за перстнем?
– Обсудим позже. – Помпилио ободряюще улыбнулся принцу, после чего покосился на Вебера. Выдержал паузу и жестко поинтересовался: – Не стыдно?
– Не хочу воевать, – спокойно ответил вуленит.
– Понятно. – Бамбадао повернулся к Зопчику и продолжил разговор: – Лилиан – умная женщина. Если у тебя есть на этот счет оскорбительные сомнения, я готов их выслушать.
– Собираешься со мной драться? – Ян выдал нервный смешок. – Дуэль?
Остальные трудовики заулыбались.
– Я – Помпилио Чезаре Фаха дер Даген Тур, адиген из семьи Кахлес, из рода лингийских даров, – веско сообщил бамбадао. – Драться со мной – неслыханная для тебя честь, галанит, и она никогда не будет тебе оказана. – Помпилио медленно оглядел бунтовщиков. – А теперь я хочу знать, что здесь происходит?
– Они пришли арестовать детей! – не сдержавшись, выкрикнула Лилиан.
– Принцы уже арестованы, – угрюмо поправил девушку Майер.
Рене ожидал, что перестрелка начнется сразу же, при появлении Помпилио. С трудом подавил желание броситься в укрытие, но… Но сделанный Вебером ход всё изменил. Приставленный к голове наследника револьвер снял напряжение, дружинники и наемники, сообразив, что драки можно избежать, слегка расслабились, а за ними успокоились и лидеры. Да и закутанный в черный плащ Помпилио тоже избегал резких движений, не желая казаться агрессивным. И Майер понял, что адиген решил отстаивать королевских детей лишь силой своего авторитета.
«Потому что наследник в наших руках! Да и Помпилио не самоубийца! Понимает, что против всех не устоять! Мы победили! – Рене приободрился. – В конце концов, он брат лингийского дара, его гибель может спутать нам карты!»
А когда всё закончится, нужно будет поставить хладнокровному вулениту бутылку лучшего конька.
– На каком основании арестованы принцы?
– Именем народа.
– Вот этой кучки? – Помпилио презрительно кивнул на загратийцев-дружинников. – Мы ведь не считаем народом наемников с Менсалы и Вуле, правда?
– Они арестованы именем того народа, который вышел на улицы Альбурга…
– На улицах Альбурга я видел много повешенных. Ты их имеешь в виду?
– Я…
– Хватит болтать! – Зопчик понял, что Майер не справляется, и пришел на выручку: – Что тебе надо?
– В прошлый раз ты говорил мне «вы», галанит, – припомнил Помпилио.
– С тех пор многое изменилось, лингиец. Теперь все граждане и все равны. Отвечай на вопрос или убирайся. Ты иностранец и пока не совершил никаких преступлений. Мы не собираемся тебя преследовать.
– А какие преступления совершили дети?
– Они приказали открыть огонь по мирной демонстрации, – вклинился в разговор Кумчик. – Они и полковник Синклер повинны в массовых убийствах и должны понести наказание.
– Законное требование, – помолчав, признал Помпилио.
Лилиан ахнула. Генрих-младший вздрогнул. Кумчик едва заметно выдохнул. Мика несмело улыбнулся. Среди наемников и дружинников пронесся шепоток, им показалось, что бамбадао готов отступить.
Показалось.
– Но принц Генрих тоже действовал на основании закона, – продолжил Помпилио. – Он пытался спасти от погромщиков жителей Альбурга. Возникает юридическая коллизия…
– Не возникает, – отрезал Зопчик. – Несколько часов назад центральный комитет Трудовой партии принял постановление о превентивном аресте всех загратийских адигенов как потенциальных пособников Нестора дер Фунье.
– Принцы не считают себя адигенами.
– Всем известно, что они родственники мятежника, – пожал плечами Зопчик.
– Мерзавец, – прошипела Лилиан.
– Как видишь, Помпилио, мы действуем строго в рамках закона и во имя Заграты.
Голос галанита окреп. Приободрились и вооруженные спутники лидеров, менсалийцы и вулениты остались на месте, а вот дружинники стали медленно приближаться к адигену, догадавшись, что следует пусть и беззвучно, но веско поддержать Зопчика.
– Но мы готовы не просто попрощаться с тобой, лингиец, но даже подарить кое-что на прощанье, – великодушно произнес Ян. – Ты можешь забрать свою подружку. Нам не жалко.
– Да! Забирай ее! – выкрикнул Мучик.
– И убирайся из нашего мира, – закончил Кумчик.
Сорок против одного, еще полсотни во дворце, и тысячи – на площади. Трудовики не сомневались в благоразумии Помпилио и с каждой секундой становились все наглее. А вот адиген выглядел растерянным – он не привык к такому обращению. Громкий титул заставлял людей держаться с Помпилио почтительно, и теперь, столкнувшись с откровенным хамством, адиген не знал, как поступать. Он посмотрел на Зопчика, потом на Лилиан, едва заметно развел руками и сделал несколько шагов назад, оказавшись в окружении дружинников.
– Если девка откажется, мы ее свяжем и доставим на твой цеппель, – рассмеялся Майер.
– И, может быть, даже в сохранности!
– Если она сама ничего не захочет.
Лилиан поджала губы и выразительно посмотрела на Помпилио:
«Будешь слушать, как меня оскорбляют?»
– Я могу выразить свое отношение к происходящему? – тихо осведомился адиген.
– Догадываюсь, что ты хочешь сказать, – самодовольно усмехнулся Зопчик.
– Пусть скажет!
– Да, адиген, говори!
– Обругай нас на прощанье!
– Я не хочу ругаться, – устало произнес бамбадао, сбрасывая плащ.
Выстрел громыхнул, едва первый «Близнец» оказался в руке Помпилио. За ним – следующий, и еще один, и еще… с нарастающей скоростью, сливающиеся в очередь.
Выстрел, выстрел, выстрел…
Враги окружали со всех сторон, и Помпилио не мог промахнуться. И ответного огня не опасался, во всяком случае, сейчас, пока оставались на ногах дружинники и трудовики.
Выстрел, выстрел, выстрел…
Движение вперед, в сторону, уклонение, шаг назад… Помпилио ни на секунду не оставался на месте, отталкивал живых, наступал на мертвых, и стрелял. Стрелял не переставая.
Выстрел, выстрел, выстрел…
Четырнадцать раскатов грома прозвучали меньше, чем за полминуты, и полностью расчистили центр зала. И убитые, и живые – все упали на залитый кровью пол. Лилиан и младшие принцы укрылись за троном. Генрих же оказался за спиной Вебера.
Выстрел. Четырнадцатый.
Вулениты и менсалийцы взяли на изготовку оружие, а между ними – одинокий бамбадао с разряженным «Близнецом».
На одно мгновение.
На одно-единственное мгновение наступила тишина, и Помпилио остался совсем один.
– Помпилио!
– Ты в порядке?
– Да.
– А дети?
– Мессер, я хочу сказать…
– Генрих, потом!