Память душ - Дженн Лайонс
Хаэриэль отвернулась.
Губы Терина изогнулись в чем-то, мало походящем на улыбку:
– А я недостаточно самонадеян, чтобы думать, что я хорош в постели, по сравнению со всеми эти мальчишками и девчонками ванэ с многовековым опытом. Меня бы забавляла мысль, что тебе просто нравится, что я твоя игрушка, если бы не одно маленькое «но»: ты ни разу не сказала мне, что любишь меня.
– Что? – Моя мать склонила голову набок, ее замешательство было совершенно очевидно. – Бессмыслица какая-то.
– Почему бы тебе не солгать мне, когда я был заколдован? Если я всего лишь инструмент, который нужно использовать и выбросить, то почему тебя должно волновать, плетешь ты ложь вокруг своих чувств или нет? Это помогло бы усилить чары. Тебе следовало солгать. Почему ты этого не сделала?
– У меня есть гордость, – отрезала она.
Он медленно покачал головой.
– Дело не в этом. Попробуй еще раз.
– А какой ответ ты хотел бы услышать? Хватит и этого.
Терин холодно улыбнулся.
– Ты никогда не произносила этих слов, потому что они не были бы ложью. И тут на помощь приходит твоя гордость.
– Потому что они не были бы… – Она расхохоталась. – Значит, отказ сказать, что я люблю тебя, означает, что я действительно люблю тебя? Разрушенные чары явно повлияли на твой разум.
– Все, что ты говорила раньше, было правдой, Хаэриэль. Я был слаб. Я снова и снова выбирал путь труса. Я выбирал именно те легкие пути, которые ждали меня. И я покончил с этим. Я сожалею обо всей боли, которую причинил тебе и многим другим. Искренне сожалею. Я не собираюсь возвращаться в Куур.
– Думаешь, извинения все исправят?
– О нет. Они ничего не исправят, и ты выучишь это, просыпаясь с криком в постели по ночам. Дела людей – не дебет с кредитом на грифельной доске. Мои добрые дела не отменяют моих плохих.
Она молча уставилась на него. И в наступившей тишине Терин снова заговорил:
– Сколько раз я должен это твердить? Ты – моя душа, Хаэриэль. Я люблю тебя. Ты – все хорошее, что я лелею в мире, каждая причина, по которой мне нужно дышать, единственная причина, по которой я могу улыбнуться. Я бы отдал это ожерелье из слез звезд или тысячу таких же, только чтобы услышать твой смех. Мне больно сознавать, что ты не доверяла мне настолько, чтобы сказать правду.
– Действительно, загадка, почему я вообще думаю, что человек, желающий вырвать мне глаза, возможно, не захочет простить меня.
– Давай будем честными, Хаэриэль. В тот момент ты только что убила моего внука.
– Ты говоришь так, будто тебе не наплевать на Галена.
Он мрачно рассмеялся:
– Справедливое замечание. Но, Хаэриэль, я бы простил тебе все что угодно. Все что угодно. Включая то, что ты сделала с моей семьей. Все, что тебе нужно было сделать, – это спросить.
Она скрестила руки на груди, глядя на него одновременно несчастно и вызывающе:
– Так что же ты планируешь теперь, если не думаешь возвращаться в Куур?
– Это зависит от тебя, любовь моя. Если ты хочешь, чтобы я остался, я останусь. Если ты хочешь, чтобы я стоял рядом с тобой, пока ты будешь отвоевывать свой трон, я сделаю это. Все, что мне от тебя нужно, – это три коротких слова.
– Если ты ждешь, что я скажу…
Он показал три пальца:
– Мне. Очень. Жаль. Эти три коротких слова. Это не исправит того, что ты натворила, но, по крайней мере, я буду знать, что влюблен в женщину, в которой все еще осталась хотя бы крошечная косточка, открытая искуплению. Если я ошибаюсь, дай мне знать сейчас, чтобы я мог с достоинством сбежать и надеяться, что никто из нас больше никогда не увидит друг друга.
– А если я тебя не люблю?
– Посмотри мне в глаза и скажи, что ты меня не любишь.
Она уставилась на него и ничего не ответила.
– Дело не в любви, – продолжил Терин. – Речь идет о том, чтобы быть достаточно взрослой для того, чтобы признать свои ошибки. Признайся мне, что они у тебя были, и, может быть, у нас по-прежнему будет совместное будущее.
Ее взгляд был холоден и спокоен.
– Тогда уходи. Потому что это не было ошибкой, и я не сожалею ни о чем. – Хаэриэль резко отодвинулась от стены и направилась прочь из комнаты.
Он смотрел ей вслед и даже не попытался остановить.
Терин просто смотрел в никуда, выражение его лица было отстраненным. Отец покачал головой, вздохнул и повернулся ко мне.
– Ты же понимаешь, что подслушивание – не самое приятное качество в мире.
Я издал мрачный смешок, позволив себе стать видимым.
– Я боялся, что вы можете причинить друг другу боль.
– О, разве ты не видел? Мы так и сделали. – Терин сел на скамью. – Ты действительно этот «Адский Воин»? Гадрит думал, что это он, и в погоне за этим убил множество людей.
Я сел рядом с ним:
– Речь идет не об одном человеке. Адский Воин не один.
Он ничего не сказал.
Я вздохнул:
– Да, это я. Моя судьба – уничтожить мир. Или спасти? Что-то в этом роде. Я забыл.
– Судьба может пойти поссать в Радужное озеро, – скривился отец.
Это заставило меня улыбнуться:
– Именно так я себя и чувствую.
– И все же это вселяет в меня надежду.
– Что? – Это было совсем не то, что я ожидал услышать.
Терин улыбнулся.
– Если бы Гадрит исполнил пророчества, это был бы бесконечный ужас. Он был чудовищем душой и телом. – Терин обнял меня за плечи. – Но ты? Я не гордился никем из своих детей так же сильно, как тобой. Если кто-то и может найти выход из этой неразберихи, так это ты. Что бы ни случилось, я верю в тебя.
Я не мог отвести от него взгляда. Не то чтобы я не слышал этих слов. Напротив, каждое слово вибрировало, проникало в мою душу, и казалось, от каждого из них меня рвет на части. Но Терин говорил на языке, который я понимал крайне смутно – мне приходилось останавливаться и ломать голову над каждой фразой. Но даже тогда мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать смысл сказанного и понять, что отец говорит серьезно.
Он неверно истолковал выражение моего лица, то, как расширились мои глаза.
– Я знаю… – Терин нахмурился. – Я знаю, что не был там. Мне трудно извиняться…
– В этом нет необходимости. Это не твоя вина, – только и смог прошептать я, чувствуя,
