Тень Серафима - Наталья Сергеевна Корнева
Окончательно и бесповоротно выходящее за рамки придворного этикета, поведение брата все более и более повергало в смятение. – Мне послышалось, Лукреций, или вы смеете давать указания своему лорду?
Правильные черты лорда Октавиана исказила растерянность. Даже в обыкновенно бесстрастном голосе проскользнули нотки некстати проснувшихся эмоций, которые не полагалось испытывать правителю. Услышав это, Лукреций поднял взгляд и с почти отеческой заботой посмотрел на брата, старше которого был ровно на десять лет.
– Именно так, Октавиан, – спокойно подтвердил Лукреций. – Вы вправе прервать это вопиющее нарушение условностей, и я с позором отправлюсь в тюрьму… или даже на плаху. Но мне всегда казалось, вы умнее. Мне думалось, вы тоже устали играть по этим унылым правилам – они слишком тесны для вас.
– Не мною и не вами придуманы эти правила!
Лорд Октавиан недоверчиво посмотрел на того, чье лицо было так похоже на его собственное. Если говорить откровенно, в глубине души он любил Лукреция, а до восьми лет, в самом нежном возрасте, еще и почитал как престолонаследника и будущего правителя Аманиты. Авторитет его был велик. Тем не менее царящая в столице атмосфера бесконечных интриг и непрекращающаяся закулисная борьба за влияние быстро отучили Октавиана доверять людям, а тем паче верить в искренность их побуждений.
В этом застывшем в правилах городе масок так сложно открыться и довериться кому-то… Сам он долгие годы тщательно скрывал свои чувства, прятал их глубоко: общение с опальным старшим братом было ограничено и помимо его воли постепенно сведено на нет. Последние десять-двенадцать лет Лукреций и вовсе практически не появлялся во дворце, и Октавиан лишь изредка видел его на расширенных заседаниях городского Сената, куда, согласно протоколу, приглашали членов августейшей фамилии.
Видеть мельком, бросать осторожные краткие взгляды, избегая ненароком встретиться глазами… неся себя так высоко, как и приличествовало будущему правителю Аманиты.
Октавиану было вовсе не по душе такое положение вещей, и собственная холодность порой становилась невыносима, но положение обязывало. Статус предписывал неукоснительно соответствовать проклятым образцам и эталонам, доведенным уже до абсурда. Престолонаследник не имел права, не имел привилегии на свое мнение, тем более не мог выражать его вслух.
И год за годом он, как и все вокруг, сдерживал мысли и эмоции, глубоко прорастая внутрь себя. Так пустынное растение запускает корни в землю, оставаясь практически незаметным на поверхности. Жестокое, но необходимое условие выживания в этой идеальной, искусственно созданной и тщательно поддерживаемой действительности, в реальности которой лорд Октавиан иногда начинал сомневаться. В прекрасном городе, где холодная вежливость была хуже откровенной, честной вражды. В пуританском обществе, хронически больном белой горячкой этически безупречных мертвых идеологий.
И вот теперь… Лукреций решился говорить прямо, рискуя слишком многим, чтобы это могло быть фальшью, политической игрой. Октавиан высоко оценил подобную неожиданную откровенность – и смелость. Брат сделал первый шаг навстречу после стольких лет отдаления и молчания.
Нет, невозможно сейчас оттолкнуть его. Невозможно ему не поверить.
За годы мучительного одиночества Октавиан так устал никому не доверять.
– Алмазный лорд… – тем не менее с раздражением повторил он, испепеляя Лукреция взглядом. Но тот больше не опускал головы. – Вы тоже смеете величать правителя Ледума этим громким титулом, а сам Ледум в моем присутствии именовать второй столицей?
– Простите мне эти невольные глупые оговорки, милорд.
Лорд Октавиан Второй Севир, задумавшись, поднял глаза на высокие витражи с гербами Аманиты: Червленые Розы о пяти лепестках сияли в свете проходящего сквозь них солнца.
Не сравнить эту роскошь с болезненной бледностью лилейных гербов Ледума! Да еще и корни тех дьявольских растений нахально ползут прямиком в небо, словно насмехаясь над догматами Церкви.
За любовь к ярким пурпуровым цветам в официальных хрониках Аманиту возвышенно именовали Островом Роз. Разумеется, никакой воды в окрестностях столицы, равно как и в других городах Бреонии, практически не было. Но метафоричное упоминание это служило символом изобилия и благодати.
Розы – благородные королевы цветов. Любимые дети геральдики, с далеких времен они считались олицетворением красоты, верности и одновременно блистательности. При взгляде на них сердце наполнялось гордостью, а в памяти невольно всплывало великолепие прежних побед.
Побед, заслуженные результаты которых у них сумели украсть.
– Может, еще и белым демоном его назовете, вслед за нашими церковниками? Немыслимо…
Лукреций вновь молча поклонился.
– Ума не приложу, где лорд Эдвард раздобыл свои могущественные алмазы, – в недоумении проронил лорд Октавиан, – знаменитые и древние. Где он отыскал «Властелин»? В прежние времена правители Ледума, уж конечно, не располагали столь редкими драгоценностями. Даже в сокровищницах Аманиты едва ли соберется такое количество легендарных камней прошлых эпох.
– Правитель Ледума хранит много секретов, – с готовностью согласился Лукреций. – Именно поэтому он очень опасен.
– Допустим, – чуть мягче произнес лорд Октавиан, отводя глаза. – Но какое решение можете вы предложить вместо войны, на которую нас провоцируют?
– Неразумно первыми открыто нападать на Ледум, – поспешил ответить Лукреций, – в то время как у нас из-под ног выбивают почву, грамотно лишая вассалов. Силой этот колосс не свалить, по крайней мере, пока. Принудите лорда Эдварда к неповиновению, не оставьте ему другого выхода. Продолжайте мягко настаивать на приглашении: правитель Ледума наверняка не захочет склонить головы. Алмазный лорд проигнорирует церемонию, что наверняка вызовет всеобщее осуждение и порицание…
– Наверняка, – сквозь зубы процедил Октавиан. – Но что нам с того? Он занят этим беспрерывно. Он совершенно пренебрегает мнением общества.
В этих словах проскользнуло что-то, отдаленно похожее на зависть.
Определенно, лорду Октавиану было по душе устройство Ледума, такого свободного и одновременно такого подчиненного. Сила этого города крылась в его правителе и зависела от него, власть целиком сосредоточивалась в одних руках.
В Аманите же даже он, имеющий высший титул и номинально облеченный властью, не имел ее достаточно, чтобы изменить что-то в собственной жизни. Смешно, не правда ли?
– Вы не ошибаетесь, но сейчас другое дело, – терпеливо продолжил Лукреций. – Скандальное поведение лорда Эдварда обычно касается только его самого и служит причиной лишь для досужих сплетен и известной славы. Когда же Алмазный лорд станет единственным препятствием к объединению конфедерации, да еще и перед лицом внешнего врага… Ему трудно будет сохранить лицо. Позвольте правителю Ледума сорвать церемонию. Когда все соберутся, объявите, что верховный лорд вступит в свои права только в присутствии и с согласия всех вассалов – как первый среди равных. Упирайте
