Сфера времени (СИ) - Ершова Алёна

— Болезнь передается по воздуху и от человека к человеку! Король франков, чтобы спасти город, приказал убивать и сжигать каждого, у кого найдут признаки болезни. А мне как прикажете поступить? От этой дряни нет лекарства! Ни сера, ни красные одежды не спасут. Уменьшить количество смертей можно только жестким карантином и никак иначе, — Фрося опустила голову на руки.

Отец Никон подсел ближе.

— Фрося, — он смотрел серьёзно, жестко, без тени сочувствия, — посмотри на меня и вспомни то, что знаешь. Наверняка, выход есть. Я помогу тебе справиться, сделаю всё, что в моих силах.

В гриднице повисла тишина. Никто не ожидал таких слов и тем более каких-то решений. Оспа была всегда. Она приходила, когда желала, и уходила, собрав кровавую дань. Болезнь следовало лишь переждать со смирением в сердце.

Фрося судорожно вспоминала прошлое, будущее. Раскопки оспенного захоронения в Гнёздово, первые письменные упоминания в летописях шестнадцатого века, эпидемия восемнадцатого, заставившая привиться саму Екатерину вторую. Стоп! Прививка!

— Боже, нет! — простонала Фрося и побелела, в ужасе глядя на игумена.

— Ты нашла выход?

Княгиня отрицательно затрясла головой. И подскочила.

— Нашла, но это безумие! Не имея медицинских знаний, не имея инструментов, не имея вакцины. Нет!

— Княгиня Муромская, сядь и успокойся! — жестко произнес игумен. Есть лекарство?

— Не лекарство. Вакцина. Известно два способа. Первый: использовать гной из язв переболевшего и пошедшего на поправку человека. Здоровому делается несколько ранок, и они мажутся этим гноем. Так на востоке поступают. После такого заражения умирает примерно один из двадцати. Второй: найти корову или лошадь, больную оспой, и сделать то же самое. После такого заболевают в слабой форме, без волдырей, и почти никто не умирает. То есть я не знаю точно, наверное, всё же есть смертность, но минимальная.

Фрося замолчала и осмотрела присутствующих. Игумен хитро улыбался, мать Фотинья была задумчива, Илья смотрел недоверчиво, а Харальд имел выражение одновременно восхищённое и ошарашенное. Да, видимо, не привык дружинник к подобным «посиделкам» и поведению княгини.

— Надо попробовать, — наконец выдал игумен.

— Отец Никон! Без должных знаний и умений это преступление!

— Думаю, знаний и умений у нас хватит. Принцип я, пожалуй, понял, хватило бы красноречия убедить всех, а то мало того, что мор ослабит город, так ещё и бояре будут голосить, что это ты повинна в поветрии. И ворожбой лечишь. Но я что-нибудь придумаю.

— Они так и так будут, отец Никон, — устало произнесла Фрося.

Обсуждать было более нечего, и игумен вернулся к себе, а через два дня на княжеский двор привели двух упирающихся бурёнок. На их вымени красовались круглые оспенные язвы, во всем остальном животные чувствовали себя превосходно. Довольный священник вместе с ещё двумя монахами приехали следом на небольшой повозке. Начать «вакцинацию» решили с княжеского двора. Фрося собрала всех и подробно, насколько сама могла понимать, объяснила механизм. Согласились немногие. Кто-то боялся, кто-то не верил. Среди первых, кто решился, была Ретка со своей незыблемой верой в знания и умения своей крёстной матери.

Фросю трясло. К вечеру следующего дня у девочки поднялась температура, потом на руке в месте надрезов образовались волдыри. Два дня княгиня не отходила от девушки, но постепенно температура спала, а к концу первой недели подсохли и язвы на руке.

К этому моменту в городе появились первые умершие. Вместе с этим кто-то пустил слух, что от напасти есть спасенье. На княжеском дворе и в Борисоглебском монастыре священники при помощи молитвы и надреза на коже «лечат оспу». И что самое удивительное, монахов да челядь княжескую зараза действительно обходит стороной.

Город бурлил. Кто-то шел, нёс детей с одной лишь надеждой — выжить. Кто-то кричал, что это ведьма рязанская хворь в город принесла и теперь спасается лишь тот, кто ей на поклон пришел. Много всего было в городе. И слез, и смертей, и благодарностей.

Беда не обошла стороной и семью воеводы. Сам он, действительно, как заговоренный был, а вот Настасья пришла к монахам среди первых. Заодно пожаловалась, что, мол, сыновья-то в поход ушли с Давидом Юрьевичем, а невестки, что хозяйство ведут, приходить не хотят и детей не ведут. Боятся, не верят. А через неделю заболела внучка Ильи. И как ей не пытались помочь, выходить девочку не удалось.

После похорон воевода сгреб в охапку внука и, несмотря на крики и причитания невестки, принёс на княжий двор. А после не отходил от мальца ни на шаг. Но парень полежал в жару два дня и выздоровел. А через седмицу и язвочка подживать начала.

Это были самые тяжелые два месяца во Фросиной жизни. Она вымоталась и морально, и физически. Если бы не мать Фотинья, то молодая княгиня забывала бы поесть и засыпала бы прямо за рабочим столом. Но в один из июньских дней стояла поразительная тишина. Сначала никто не понял, что произошло, но потом Ретка, прикрыв свои зелёные глаза, прошептала:

— Перебор колокольный ни по ком не звонит.

Болезнь ушла.

Владыка Василий пребывал в душевном разладе. То, что произошло в Муроме, настораживало. В город пришла оспа. И с этим как раз всё было ясно, привычно, почти нормально. Не чума и слава Богу! Но отчего хворь спала за неполных два месяца, не тронув и десятой части города, было не понятно, а значит, опасно. Прихожане сказывали, что игумен Борисоглебского монастыря осмелился лечить оспу нечистыми коровами, а некоторые говорили, что в той лечебной мази был яд гадюки, кровь, внутренности и экскременты летучих мышей, и слезы слепых щенят. По слухам, придумала рецепт княгиня Ефросинья. «Эта может», — митрополит покривился, выслушав очередное донесение. С одной стороны, следовало лишить игумена сана за связь с нечистой и противостояние воле Господней, а княгиню от церкви отлучить. Но с другой стороны, жалобы все шли исключительно от боярских семей. А от посадских, напротив, молебны благодарственные. Леченье то помогало. Митрополит никогда не был глупцом и прекрасно понимал причины, по которым верхушка пытается уничтожить супругу Давида. Но пока оставался непонятным расклад сил в Муроме. Да и что на Руси князья делают с неугодными епископами, митрополит прекрасно знал. С другой стороны, с боярами договориться было проще, чем с новоиспеченным правителем. Однако, чтобы не навлечь на себя гнев Давида, следовало загребать жар чужими руками.

Подумав, владыка пригласил особо преданных церковников и несколько раз «случайно» обмолвился о том, что его беспокоит, как целительница рязанская во время хвори себя повела. А дальше каждый додумал сам. По городу прокатилась волна обличающих проповедей.

Давид приехал к празднику Иоанна Купалы. Лишь разбили печенегов, так сразу домой и засобирался. И как ни уговаривал его молодой князь Ярослав в Киев идти под батюшкиными знамёнами, не согласился.

— Супруга у меня в тяжести, а город бояре раздирают. Как бы пока я на чужбине воюю, дома не лишиться.

Прибыл Давид в Муром по обычаю своему без предупреждения. Однако его ждали. «Видимо, кто из дружины весть послал», — помыслил князь, аккуратно правя коня сквозь ликующую толпу. Дружина молча разъезжалась по домам. Когда конных осталось меньше десяти, уже у самого подъезда к Воеводовой горе, кто-то из толпы возьми да крикни: «Пока князь воевал, его супруга мор на город пустила!» И чуть дальше другой: «На ведьме женат! Игумена и того чертовка ворожбой заморочила!» И сменилось настроение: если у первых ворот да на посаде народ ликовал, то у горы возмущенно бурлил. Въехал Давид через мост, а там, на площади, бояре встречают. Шапки сняли, в пол кланяются:

— Смилуйся! Избавь нас от бабы-дуры! Мочи нет терпеть!

Нахмурился князь, брови сдвинул, поводья сжал да так, что пальцы побелели.

— Вы чего тут балаган устроили, а мужи думные? Али, где гридница, забыли?