Иллюзия бога - Алина Штейн
– Не буду ходить вокруг да около. – Зевс выхватил у него стакан и сделал глоток. – Двенадцать закрывают.
Он почти не чувствовал обжигающего горло напитка.
– Ожидаемо, – сказал Аид.
– Декан сообщил мне об этом полчаса назад.
– Декан? Тот мужик без бровей, с дорогими часами?
– Серьезно? – Зевс изможденно провел ладонью по лбу. – Ты не знаешь, как выглядит Кронос?
– У меня плохая память на лица, которые я не хочу больше видеть.
– Что за чушь, – расхохотался Посейдон, доставая еще один стакан. – Ты, по ходу, не так его понял. Нас не закроют. Не посмеют!
«Они совершенно невыносимы, – подумал Зевс. – Зачем я вообще решил обсудить это с ними? Но не мог же я просто собрать сразу всех Двенадцать и вывалить им всю информацию. Это только посеяло бы лишнюю панику».
– Нам сокращают финансирование, – выдохнул он. – Все разваливается. Весь чертов университет.
– И у тебя, президент, конечно же, есть план, – кивнул Посейдон.
– Конечно, у меня есть план, – обезоруживающе улыбнулся Зевс.
Наступило молчание.
– Нет у меня никакого плана, мы в полной жопе, – наконец выпалил он, стукнув стаканом по столу.
Посейдон сверкнул глазами:
– Скажи, что ты шутишь.
– Послушай…
– Нет, это ты послушай! Посмотри, до чего ты нас довел! Я говорил, что из тебя херовый председатель общества! И еще более херовый президент студсовета! Почему, мать вашу, меня никто никогда не слушает?
У Зевса перехватило дыхание. После всего, что он сделал для Двенадцати, у них хватало наглости в чем-то обвинять его!
– По-твоему, это моя вина? Где я достану тебе деньги на ремонт корпусов? Из своего кармана?
– А даже если и так! – не сдавался Посейдон. – Ты мог бы убедить декана…
– Чтобы он сам оплачивал ремонт? Ты вообще имеешь хоть какое-то представление о том, как здесь делаются дела? Или для тебя председательство – просто возможность компенсировать ущемленное эго и трещать на каждом углу о том, какой ты крутой?
– Пустые слова, – отмахнулся Посейдон. – Ты мог бы найти способ решить эту проблему!
– Ты тоже мог бы найти способ, раз так хотел стать председателем вместо меня! Честолюбие неразборчиво в средствах. Если человек твердо решил добраться до вершины, его ничто не остановит!
– Какой способ? – взревел Посейдон. – Подсыпать тебе мышьяк в утренний кофе?
Под звуки их перепалки Аид осушил его стакан (Посейдон возмущенно всплеснул руками) и отошел к окну.
– Все так и должно было закончиться, – равнодушно сказал он. – Хеппи энд оставляет чувство незавершенности.
– Спасибо за ценное мнение, но я, вообще-то, надеялся на конструктивное обсуждение, – процедил Зевс. Его разрывали желание убедить всех вокруг (и самого себя в первую очередь), что еще не все потеряно, и желание пустить все на самотек и сдаться.
– Тебе правда обязательно рассуждать об этом именно здесь? – Аид побарабанил пальцами по подоконнику.
– Ты меня что, выгоняешь?
– Да, вроде того.
– Нет, ты послушай! – Зевс схватил его за плечо, и Аид испепеляюще посмотрел на его руку.
– Я не люблю, когда меня трогают.
– Уж поверь, я не люблю тебя трогать. – Он неловко отдернул ладонь. – Так вот, это еще не все.
– Только не говори, что ты еще где-то облажался. – Покраснев от злости, Посейдон отвернулся.
Зевс счел за благо проигнорировать этот выпад. Если он сейчас съездит Посейдону по физиономии, это не решит проблему. Он сунул руки в карманы, нашаривая забытую монетку, которая когда-то была сдачей при покупке слишком сладкого кофе, и серебряный амулет в виде молнии, который он надевал на каждый ритуал Чистки. После битвы с Тифоном амулет вызывал у Зевса отвращение.
– Разве вам не кажется, что что-то происходит? Что мир дал трещину. Подумайте, прежде чем говорить, что вам плевать на ваши странные видения, сны, предчувствия, частичную амнезию и жуткие пророчества Аполлона. У меня сегодня и так было тяжелое утро.
Аид и Посейдон переглянулись.
– Я думал над тем, что ты мне вчера сказал по телефону. – Посейдон нахмурился, вмиг став серьезным и сосредоточенным. Порой его перепады настроения невероятно раздражали.
– И что, вас это не смущает? – Зевс изо всех сил сдерживался, переводя взгляд с одного на другого и обратно. У обоих что-то неуловимо изменилось в позе и во взгляде, и Зевс догадался, что он попал в точку. – Не боитесь?
– Конечно нет! Ни за что!
– Я и так уже прожил дольше, чем рассчитывал.
Не отвечая, обессиленный Зевс опустился в ближайшее кресло. Удивительно, сколько всего вмещала в себя прошлая жизнь, которую он помнил только обрывками. Он словно когда-то был бездонным резервуаром с болью, гневом, жаждой власти. И как легко эта липкая мгла соседствовала с заботой, щедростью, гостеприимством и искренностью. Зевса поражала легкость, с которой эти несовместимые чувства переплетались друг с другом. Неужели он когда-то и в самом деле был таким? Как он умудрился забыть целую жизнь? И что важнее, кто заставил его забыть?
Он тихо сказал:
– Мне нелегко говорить об этом, но я уже не знаю, рационально ли бороться за существование Двенадцати, если у нас сейчас хватает других проблем.
– Ты обсуждал это с деканом? – спросил Посейдон.
– По-твоему, неожиданное массовое помешательство – это то, что нужно обсуждать с руководством университета? И после этого ты говоришь мне, что из тебя вышел бы президент получше?
– В этом есть здравый смысл, – неожиданно сказал Аид. – Ведь именно Кронос рассказал тебе и про магию, и про ритуал Чистки. У сверхъестественной проблемы может быть сверхъестественное решение.
Зевс начал понимать их.
– Не говорить ему об этом прямо, но намекнуть, прощупать почву…
Это могло бы сойти за план, но что-то внутри него противилось даже мысли о том, чтобы обратиться к Кроносу за помощью. Зевс всегда умел действовать осторожно и сейчас должен обращаться к этому умению еще чаще, чем обычно. «Каждое действие – это семя, которое может прорасти самым невероятным образом. Нужно быть аккуратнее с тем, чем разбрасываешься». Что-то тревожило его, когда он снова и снова прокручивал в мыслях разговор с деканом. Что он упустил? На что следовало обратить внимание? Он запрокинул голову, наблюдая, как потрескавшийся потолок превращается в темное небо над головой, озаренное багровыми вспышками молний, которые днем и ночью куют для него циклопы. Равнины орошает священный огонь, кипят моря и реки, дымятся и гаснут кратеры вулканов, ветры вздымают черные клубы пыли. Заснеженная вершина Олимпа содрогается под ногами от жестоких битв, и эта дрожь доходит до самых глубин Тартара.
– Смотри, его тоже вштырило, – сказал Посейдон. – Давай-ка сюда еще бутылку, тут без нее не разберешься. Это все, что осталось? Ужас. Как же я