Алексей Волков - Гусар бессмертия
– Что же еще? – И процитировал то немногое, что понял: – «Различные способы, ведущие к обретению бессмертия, собранные по крупицам из разных трудов знающих людей и заслуживающие несомненного доверия при соблюдении некоторых условий, изложенных в начале каждого способа».
Челюсть Лопухина отвисла, да так и осталась открытой. В отличие от более старшего друга, он воспитывался в системе Просвещения и потому был убежден в существовании многих чудес, в их познаваемости и возможности использования.
– Еще я попытался разобрать первый из рецептов. Как и что с ним делать – понятия не имею, зато в Варшаве в какой-то лавке купил у жида порошок парацельсиум, в сей рецепт входящий. А вот прочие мудреные названия на латыни оставил на потом.
Молодой князь никак не мог отойти от изумления.
– Это же вечная мечта людей о бессмертии, а ты так спокойно говоришь об этом! – наконец сумел он выдавить из себя.
– Все мы вечны во Христе, – перекрестился Орлов. – Хотя, если на это будет воля Его, то почему бы не попробовать? Возьми, почитай. Может, что-нибудь поймешь.
Лопухин взял записки благоговейно, однако напомнил:
– Я никому не скажу.
– Меньше пафоса, князь. Бумаги того не стоят.
Перемирие закончилось, и сразу в движение пришли тысячи людей, одетых в самую разнообразную форму. По всей линии соприкосновения разыгрались сражения, бои и просто мелкие стычки, в которых противники то робко прощупывали друг друга, а то старались уничтожить противостоящую армию.
– Я же говорил, князь, что будет дождь! – Орлов чуть коснулся левой голени. Рана частенько ныла, предвещая перемену погоды, и майор редко ошибался со своими прогнозами.
Даже дождь не был помехой. Только что войска Блюхера прижали французов к разбухшей от непогоды реке Кацбах, а решительная атака русских гусар буквально заставила значительную часть врагов броситься в мутные воды. Не меньше десяти тысяч утонули, вдвое больше врагов погибло на берегах, и победа была полной.
Александрийские гусары привычно выстраивались. От вездесущей грязи и без того черные мундиры и вороные кони стали еще чернее, если подобное вообще возможно в природе.
– Брюхов… – шелестнуло по рядам.
С левого фланга в окружении небольшой свиты подъезжал суровый прусский фельдмаршал, и Мадатов торопливо направился к нему с докладом.
– А, мои гусары Смерти! – приветствующе воскликнул Блюхер, не то перепутав полк с похожим прусским, не то польстив, сравнив александрийцев с теми, с кем прошла его собственная молодость. – Вы дрались лучше всех!
Значит, о путанице речь не шла. Александрийцы в жарком бою действовали словно на маневрах, и во многом их удар решил судьбу боя.
– Это не гусары Смерти, ваше высокопревосходительство, – поправил Мадатов. Ему не хотелось быть вторым, только первым. – Это – бессмертные гусары.
Князь еще не знал, что вырвавшаяся фраза войдет в историю и отныне александрийский гусарский полк даже в официальной переписке будет именоваться «бессмертным» до тех пор, пока будет существовать Русская Императорская армия.
И хоть в строю положено молчать, но гусары дружно рявкнули «Ура!», подтверждая слова командира.
– И после этого ты что-то говоришь о бессмертии? – торжествующе улыбнулся Орлов, обращаясь к Лопухину.
Лица обоих были перемазаны, долгий бой должен был лишить сил, однако не зря победу представляют в облике крылатой женщины. Души пели, и найдись противник – на него устремились бы с тем же азартом, с которым буквально полчаса назад лихо неслись в последнюю на сегодняшний день атаку. Да только от французов остались лишь во множестве валяющиеся среди грязи тела, сбитые в кучи пленные да воды Кацбаха, уносящие тех, кто напрасно пытался обрести в них спасение…
Тем же, кто успел убежать в сторону, предстояло вновь встретиться с русской кавалерией уже завтра. Беглецы этого боялись, преследователи на это надеялись. Страхи одних и надежды других сбудутся завтра, а сегодня уже вечерело, и войска получили краткую передышку. Ровно на одну ночь.
– Разобрался хоть с записями? – Невероятно, однако Орлов почти не вспоминал о бумагах и уж тем более не заговаривал о них. Вначале все время занимала подготовка к походу, потом – поход, сейчас – бои.
– Когда? Мне бы несколько свободных дней, – вздохнул Лопухин. – А лучше – месяц.
– Будут. Какие проблемы, когда у нас в запасе – вечность?
Огонек костра легонько трещал и трепыхался у самой земли. Даже небольшой, он создавал подобие уюта посреди осенней равнины. В России наверняка уже кружил снег, но тут – Европа, и даже приближение зимы было больше похоже на начало осени. Уж по погоде, во всяком случае.
Теплом и не пахло, однако памятных по прошлому году российских морозов не было и быть не могло. Даже вынужденные ночевки под открытым небом не несли в себе ничего страшного. Особенно для тех, кто не раз ночевал прямо в снегу, закутавшись в шинель и намотав на руку повод верного скакуна.
Вчера стояли в домах крохотного городка, сегодня – на открытом воздухе. Военная судьба. Главное, дождя не предвиделось, прочее – не особенно волновало.
Темнота еще не настала, лишь маячила в отдалении, проявляясь в противоположной закату стороне. Значит, времени для отдыха более чем достаточно. Над костром во второй уже раз закипает прокопченный и помятый чайник, во фляжке еще осталось универсальное средство от всех простуд, не родное, какой-то местный коньяк, добытый предприимчивым Аполинарием, но пивали и не такую гадость. Что еще надо для офицерского счастья? Даже до Парижа рукой подать. Сколько тут осталось до Рейна, а ведь за ним уже вожделенной Меккой лежала Франция.
– Не скажу, что день в день, но семь лет назад мы втроем, я, поручик Шуханов и Кондзеровский, сидели на бивуаке по дороге в Пруссию и мечтали, что скоро победителями вступим в французскую столицу, – вздохнул, вспомнив, Орлов. – Шуханов умер от ран, полученных в конце той злополучной кампании, Кондзеровский сложил свою голову за Дунаем. И получается, лишь я один осуществлю нашу общую мечту. Да и то, коли не убьют.
– Типун тебе на язык! – сердито отозвался Лопухин.
На этот раз они сидели вдвоем, и только Орлов вдруг вспомнил о давнишнем.
– Угу. – Помирать перед победой не хотелось. Дел впереди намечалось море. Одно лишь наследство обещало немало разборок с разнообразными текстами и неизвестными языками.
– Теперь я понял тебя, Орлов. – Лопухин кивнул на возвращенные записки. – Только попробуешь что-то разобрать, как уже труба зовет на коня. Нет, подобными делами надо заниматься в отставке в деревне, когда ничто не отвлекает от работы. Вот кончится война…
