Иван Белов - Ненависть
— Сейчас будет больно, терпи. Давай Зульфат.
Руди не успел опомниться, как проклятый азиат вооружился карманным ножом и без предупреждения вонзил лезвие прямо в ладонь. Суки! Вот и начало пыток, развлекаются сволочи.
— Терпи мала — мала, — азиат принялся копаться в мясе, высунув от усердия кончик языка, — Ага, нашел!
Запустил в рану грязные пальцы и вытащил черный прямоугольник чипа. Ну вот и все, теперь ты никто.
— Выброси гадость, — поморщился Стрелок.
Зульфат раздробил чип рукоятью, смел крошки в траву и принялся вытирать кровь клочком мха. Охренеть медицина, закачаешься.
— У волка заболи, у сороки заболи, у тибя не боли, — азиат плюнул на рану, залепил листом и удалился явно очень довольный собой.
Дикость какая, — охнул про себя Руди. — Заговоры, колдовство, иная реальность.
— Сколько тебе лет? — после затянувшейся паузы спросил Стрелок.
— Девятнадцать, — Рудольф слегка напрягся, вот и первый допрос. А цель? Какие тайны может знать обычный работяга? Великие загадки эккентальских помоек?
— Родители?
— Я их не знаю. Они из унтерменшей.
— А ты, значит, не унтерменш? — насмешливо спросил Стрелок.
— Я подданный Германской империи, — Руди гордо вскинул голову. В католическом приюте для мальчиков, кличка «Миндервертиг» — неполноценный, прилипла к нему с первого дня. Дети злы и не знают пощады, Рудольф превратился в изгоя, объект травли и насмешек для всех. От рождения слабый, болезненный, он бросался на обидчиков с кулаками. Били его нещадно, в кровь, вплоть до больницы. Воспитатели быстро записали новичка в хулиганы, а кем еще может вырасти ребенок нечистокровных родителей? Вечно с расквашенным носом, синяками и взглядом затравленного волчонка. Рудольф никогда не жаловался, молча бросался в драку, падал, утирал сопли и кровь, поднимался снова и снова. Становился умелее, злее, вылавливал обидчиков по одному. Не хватало силенок, бил чем попало, обзавелся острой железкой. С ним попросту перестали связываться. От бешеного полукровки постепенно отстали.
— Я подданный германской империи, — повторил Штольке как заклинание.
— Подданство лишает тебя права быть сыном своих родителей? — спросил террорист.
— Они мне не родители, — огрызнулся Рудольф, — Рейх дал мне все: образование, работу, жизнь.
— Ты мусорщик?
— Да.
— Нравится работёнка? — в голосе Стрелка прозвучала насмешка.
— Любая работа на благо Германии важна и почетна, — заученной фразой из речи школьного учителя ответил Рудольф.
— Ну да, ну да, — протянул собеседник и надолго замолчал.
— Почему вы не убили меня? — Руди осмелился на вопрос и затаился, опасаясь гнева.
— Каждый имеет право жить в этом говенном мирке, — отозвался Стрелок.
— А как же остальные кто были в нашей колонне? — выпалил Руди.
— Им вынесли приговор, — глухо прозвучало из темноты.
— Кто? — у Рудольфа волосы встали дыбом.
— Наша ненависть, — слова хлестнули кнутом. Террорист резко встал и ушел.
Рудольф остался наедине с мыслями, страхами и ночной темнотой. «Наша ненависть» — запульсировало в мозгу, порождая больше вопросов чем ответов. Откуда столько злобы? Он закутался в колючее, пахнущее дымом одеяло. Черное небо украсили россыпи звезд, взошла огромная, холодная луна, залившая окрестности призрачным, мертвенным светом. Тайга жила своей жизнью. Шорохи, шуршание, тихий шепот. Вдали завопила птица. Интересно, кто может так орать? Помесь птеродактиля и простуженной гиены? Жуть. Еще хочешь бежать? Нет, спасибо, может быть завтра. Древний инстинкт самосохранения подсказывал, что безопаснее здесь, с убийцами, чем в ночном, укутанном мраком лесу. Пересечешь невидимую черту и в тебя вцепятся сотни клыков. Усталость и переживания взяли свое, Рудолф Штольке, ранее подающий надежды мусорщик, а теперь заложник лесных бандитов, с минимальными шансами на счастливый конец этой истории, провалился в неспокойный, полный кошмаров сон.
Глава 3
Следующие несколько суток превратились в ад. Два дня беспрерывной, выматывающей ходьбы по самому глухому лесу который, когда либо приходилось видеть. Бесконечные километры сплошных буреломов, гниющих болот, непроходимых зарослей, завалов и глубоких оврагов, никаких тебе асфальтированных дорожек и уютненьких скамеечек. Все здесь чужое, опасное. Вокруг ни души, только легкий шепот деревьев и теплое солнышко. Лес тих, по весеннему весел и светел. Но это обманчиво, встречаются места где волосы на затылке вставали дыбом сами собой: темные, угрюмые, настороженные, пропахшие затхлой, стоялой водой, где лишайники свисали с веток до самой земли, а под ногами мягко проминался ковер порыжелой хвои. И ты начинаешь чувствовать спиной чей-то злой, настороженный взгляд. Эти приступы паранойи потихонечку сводят с ума. Наверное усталость тому виной. Руди сотни раз проклял себя, после школы забросил физподготовку, теперь кайся осел. Силенок не хватало, а ведь был неплохим легкоатлетом, кубки по бегу брал. А теперь? Сердчишко трепыхалось как у пойманного в силок воробья, в боку резало, плечи ныли, позвоночник щелкал, затвердевший от соли воротник нестерпимо резал потную шею. Первый раз столько пешком, последние два года, задницу за рулем протирал. А все почему? Не предугадал дурачек, что в плену оказаться можно.
Террам все нипочем. Они совершенно другие, непонятные, страшные, отличные от нормальных людей. Нормальные телевизор смотрят, на работе бездельничают, скупают хлам в магазинах, а эти по тайге ползают, идиоты. Настоящие дикари, можно передачу снимать о нравах и быте первобытных племен. По телику такие часто показывают, экспедиции мотаются на отдалённые острова Тихого океана, ведущие рассказывают сказки в какой они опасности. Приезжали бы к нам на Урал!
Рудольф потихоньку присмотривался к этим людям, подмечая черты характера и привычки. Коренастого, с неуловимыми азиатскими чертами зовут Зульфат, молчаливый, глаза хитрющие, лишь изредка, на привале обронит слово, никогда не сидит без дела: чистит оружие, перебирает вещи, точит ножи, чинит одежду себе и другим. Тихон всегда спокоен, не нервничает, не суетится, глазища на страшной-престрашной морде, добрые-добрые, пулемет в руках словно пушинка, все движения неторопливые, размеренные. Молодого парня зовут Миша, шустрый, резкий, пружинистый. Этот Рудольфу нравится меньше всего, смотрит со злобой, насмешливо, улыбочка вечно ехидная. Стрелок абсолютный лидер, всегда впереди, ему подчиняются беспрекословно и с видимым удовольствием. Зовут Егор. Неулыбчивый, жесткий и властный. С пленником больше не общался, кроме пары ничего не значащих фраз. Штольке изредка ловил на себе долгий, задумчивый взгляд светло-голубых, почти серых глаз.
