Юрий Никитин - Мрак
С всклокоченными волосами, дикий, он внезапно спрыгнул с повозки и побежал через толпу. Ему поспешно давали дорогу. Было видно как начал карабкаться на склон, упал на четвереньки, побежал по-собачьи, но вдруг задергался, упал, посовал ногой, будто качал воду, и затих.
Мрак сказал без особого сочувствия:
— Сердце не выдержало. Наверное, съел что-нибудь.
— Да, — прошептал Додон, все еще бледный. Он с ужасом отводил взор от крышки гроба, под которую едва не заглянул раньше Голика. — Такое съел, что подавился.
Солнце еще не коснулось края земли. Додон подождал, Голик мог подняться, но тот, похоже, умер даже раньше отпущенного часа. От страха или еще чего.
Мрак снял крышку, положил рядом с гробом. Повозка покачивалась, по крышка лежала смирно. Не морщась, он надвинул перстень на высохшую фалангу пальца правой руки, еще раз окинул уважительным взором истлевший скелет. Здоровенный мужик был, судя по росту и костям. Голова с пивной котел, руки до колен, нижняя челюсть как у коня.
— Усе, — сообщил он с удовлетворением. — Кольцо на пальце. Теперь ни одна душа не стащит.
Додон вздрогнул:
— Почему?
— А скелет еще и палец согнул. Ежели силой отымать — ночью явится. Мужик здоровый как лось! Задавит, и не гавкнешь.
Он опустил крышку на место, свистом подозвал коня, прыгнул с телеги прямо на конскую спину. Додон отчаянно смотрел то на гроб, где осталось чудесное кольцо, то на Голика, тело которого уже подняли и несли ногами вперед.
Навстречу по дороге со стороны Куявы пылило облако. Мрак различил скачущих по весь опор бояр на баских конях, знатных мужей, воевод. А позади всех тащилась царская повозка. Он рассмотрел светлую головку мальчишки, а позади изредка поблескивали печальные глаза женщин.
Во главе свиты ехал Кажан. Его глаза блеснули радостью, когда услышал о Голике, но Додону пробормотал о том, как был хитер постельничий, и как будет его не хватать, если не заменить еще более умелым и знающим, как вот он, Кажан, верный слуга царю и Отечества...
Додон махнул дрожащей рукой:
— Возвращаемся. Гроб довезут без нас. Ты, Кажан, скачи вперед. Упреди Рогдая и других, дабы все приготовили. А ты, доблестный Мрак, езжай впереди Льдана. Тебе тоже будет уготована встреча.
Мрак сказал тяжело, будто сдвигал гору:
— Благодарствую...
— Ну-ну, чего уж. Честным пирком да за свадебку. Супротив судьбы не попрешь!
— Благодарствую, — повторил Мрак еще тяжелее. — Но у меня впереди другая дорога.
Царь вытаращил глаза. Кажан поспешно вмешался:
— Не препятствуй, царь! Не препятствуй. Это мы люди махонькие, житейские. мирские. А у него впереди дорога подвигов! Есть же исчо на свете чуды-юды недобитые, по горам и долам прячутся, егойной палицы страшатся! Но наш богатырь отыщет их усех и перебьет себе в честь, а царю на славу...
Царь смотрел то на Кажана, то на темного как туча Мрака. Мрак пожал плечами.
— Думай, как хошь.
Не попрощавшись, он повернул коня. Дорога пошла под уклон, конь весело помахивал гривой. Жаба завозилась на плече, шумно вздохнула и прижалась теплым пузом крепче.
— Опять мы с тобой остались вдвоем, жабуня.
— Ква, — печально согласилась жаба.
Ехал весь день, не встречая людей. В груди были пустота и горечь. Ночь застала в степи, он свернул к ручью, вымылся и приготовил себе нехитрый ужин. У него был сыр, мясо, которое можно жарить на углях, и острый нож, которым хлеб можно нарезать тонкими ломтиками.
Заснул на диво быстро. Внутри выгорело, не было даже злости. В сон провалился как в смерть, а утром, проснувшись, долго слушал утренних птиц, цокот белки, но не было сил шевельнуть и пальцем.
Конь подошел, обнюхал недоверчиво и озабоченно. Мрак погладил бархатные ноздри:
— Ладно, ладно. Ты прав. Встаю.
И снова ехал, безучастный и омертвевший. Там в лесу его хижина, в которой он жил здесь, когда бегал в лесу попеременно то в волчьей личине, то в человечьей. Ее не миновать, даже переночует и напоит коня...
А ведь в мечтах и самых сладких снах, даже волчьих, он всякий раз подъезжал к этой хижине, а из очага вился сизый дымок, вкусно пахло пареным мясом, а когда подъезжал ближе, на крыльцо выскакивала золотоволосая, пронизанная оранжевым солнцем девушка. Ее глаза были устремлены на него, а губы раздвигались в счастливой усмешке...
Конь под ним вздохнул, опередив его, Мрак грустно рассмеялся. Прощай, Куявия. Но у него в мешке еды на неделю, у него тяжелый топор с лезвием острее бритвы, а впереди между ушей коня видна бесконечная дорога... Что еще мужчине надо?
Дорога пошла вниз, впереди расстилалась долина. Конь пошел лихим наметом, он увидел голубую ниточку ручья, заметил крышу хижины и догадался, что там будет отдых.
Мрак насторожился. Сквозь щели в крыше поднимался сизый дымок, на лугу паслись двое стреноженых коней. А когда конь Мрака вылетел на луг, дверь хижины распахнулась, на пороге появилась тонкая фигурка с золотыми волосами, вся светлая и пронизанная солнцем.
— Что за... — пробормотал Мрак. — Нич-ч-чего не понимаю...
Она вышла на крыльцо и смотрела на него со странным выражением. Солнце светило ей в спину, волосы горели как расплавленное золото, но лицо оставалось в тени.
— Что за дурь? — буркнул он. — Это не место для царской дочери!
Светлана пожала плечами:
— Да? Тогда это может стать другим местом.
— Каким?
— Местом для твоей жены.
Он попробовал смотрел на нее холодно и отстраняюще, но она отвела взгляд, словно страшась видеть его глаза, шагнула вперед. И еще. А когда оказалась прямо перед ним, внезапно прильнула к нему, крепко-крепко обхватила тонкими руками, прижалась всем телом.
Мрак с неловкостью погладил по голове, чувствуя себя дураком, но затем руки сами обняли, она вскинула голову с сияющими глазами, где уже заблестели слезы.
Он наклонил голову, с величайшей осторожностью, словно касаясь святыни, притронулся губами к ее полным и сочным, похожим на спелые вишни, напоенные летним солнцем.
— Зачем ты приехала?
— Потому что... разве ты не понимаешь?
Он покачал головой:
— Да, киян понять трудно. Но мне кажется, я сделал все, чтобы ты меня больше не видела.
Она независимо пожала плечами:
— Не всегда же тебе побеждать?
Он снова поцеловал ее, чувствуя как от нежности в нем начинает дрожать каждая капля крови. В глазах защипало, словно ветром бросило едкую пыль.
— Никогда я не был так счастлив поражению. Но я не собираюсь возвращаться, Cветлана. Я успел возненавидеть этот город.
— Я пойду за тобой, — сказала она. — Я пойду за тобой, куда бы ты не пошел. Хоть в леса, хоть в болота. Я буду тебе хорошей женой.
