Эпидемия - Евгений Юрьевич Лукин
— Да, но… ведь это, наверное, может повредить здоровью…
— А нарушение закона вообще вредит здоровью… В ряде случаев.
Никанор Матвеевич помолчал, решаясь.
— Может, другого найдете? — выдавил он наконец.
Изумленно глядя на подопытного, Александр медленно вернул чашку на блюдце.
— Не понял… — с искренним любопытством выговорил он. — Вы хотите разорвать контракт?
— Понимаете, — беспомощно сказал Вдовин. — Мне все время кажется, что это я сам их… своими руками…
— Да-а… — с уважением протянул Александр, откидываясь на спинку стула. — Вас в Красную книгу заносить надо, Никанор Матвеевич! Я думал, таких уже не осталось…
* * *
Одно из двух: либо избегать людей, что невозможно, либо…
Либо перестать их бояться, что тоже невозможно. По телевизору вон передали: девяностые возвращаются, опять стрельба, опять разгул преступности… Буржуи пируют, народ злобствует…
— Матвеич… — нежно позвали из мрака (лампочка над подъездом почему-то опять не горела). Остановился, озабоченно прислушался к собственным ощущениям. Сердцебиение, понятно, слегка участилось, но не более того. Все-таки незримое присутствие беспилотника над головой вселяло какую-никакую, а уверенность.
Тем временем из темноты выступили четыре смущенных орясины с одинаковыми клубными шарфами на склоненных шеях. Не решаясь приблизиться к Вдовину, стояли и кривовато улыбались ему издали.
— Матвеич… — умильно повторил тот, что постарше и покряжистей. — Ты на нас, говорят, обижаешься… Мы ж не со зла, Матвеич! Вот извиниться пришли, если что не так…
А участковый-то и впрямь болтун.
* * *
Слухи о том, что с Никанором Матвеевичем лучше не связываться, вскоре достигли и домочадцев. В Федоре внезапно пробудилась сыновья почтительность, да и Марьяна засуетилась, не знала уже чем угодить. Подарила майку с девичьей мордашкой на груди и английской надписью на пузе. Избранника своего расхваливала как могла.
— Ты не думай… — щебетала она. — Он не по бакланке, он на себя чужую вину принял — за авторитета срок отбывал… Его теперь знаешь как уважают!..
Любопытная личность был этот Федор. Ни за что не подумаешь, что человек явился прямиком из мест не столь отдаленных: ни татуировки, ни мата, ни жаргонных словечек… Завязалась привычка посидеть вечерком на кухне за рюмочкой хеннесси. Беседовали на равных.
— Значит, говоришь, батя, — задумчиво гудел кандидат в зятья, — двумя теперь стерженьками отстреливать будут?
— Двумя…
Никакой государственной тайны Вдовин не разглашал. Причастность городских властей к проекту — вот единственное, о чем Александр с Виталием категорически запретили упоминать.
А то бы сам никто не догадался!
— Ну вот испытают… — мыслил вслух Федор. — А в продажу когда?
— Что в продажу? — оторопело переспросил Вдовин.
— Ну… это… — И будущий зять указал сперва на браслет, затем на потолок кухни.
У Никанора Матвеевича остановились глаза — он представил себе небо, черное от роящихся беспилотников. Пришлось даже тряхнуть головой, чтобы видение распалось.
— Да никогда, наверное… — с запинкой предположил он. — Мы ж не для себя, мы для заграницы испытываем…
Нахмурился Федор, посопел.
— Ну ясно… — сказал он. — А вот, скажем, дача у тебя… Он что, за тобой и на дачу полетит?
— Смотря где дача… Если недалеко от города, может, и полетит…
— Слушай, батя! А возьми завтра отгул. На природу съездим, с хорошими людьми познакомлю…
Произнесено это было спроста, добродушно, и все же внезапное предложение показалось Никанору Матвеевичу крайне подозрительным. Ох что-то затевает зятек… Не дай бог завезет подальше, куда беспилотник не достанет… да и пришибет, глядишь…
Надо бы с Александром посоветоваться.
* * *
— Езжайте, — сказал Александр. — Вообще расширяйте территорию присутствия. Не ограничивайтесь своим районом. Во дворе вас теперь наверняка либо за версту обходят, либо в друганы набиваются. Да и шеф ворчит: вон уже сколько времени прошло, а всего два выстрела! Один по домохозяйке, другой по мигранту. Смехота…
— А если далеко заедем…
— Не заедете. Увидим, что удаляетесь от города, — оповестим гаишников: тормознут, вернут… Еще и оштрафуют.
— А вдруг не за что?
— Ну как это не за что! Найдется…
Вдовин взял отгул, принарядился. Подаренная Марьяной маечка пришлась впору.
Хорошие люди прибыли на двух джипах: крупные ребята с суровыми упитанными лицами. Неговорливые, обходительные, дорого и скромно одетые. И опять-таки ни татуировочки ни на ком. Вот ведь времена пошли! Криминалитету особые приметы ни к чему, зато чертова прорва добропорядочных граждан щеголяет в татушках. Скоро встретишь этак кого без наколки и подумаешь: да уж не с зоны ли?
Лагерной фени в их речи также не слышалось. Пока ехали по городу, один лишь раз проскользнуло раздумчиво, с ленцой:
— Не, братва, блокироваться надо с креативными людьми…
И все.
Никанор Матвеевич почти уже освоился в новой для него компании: сидел молчал. Тем более что с разговорами к нему и не лезли.
Замелькали окраины. Хороший человек, восседавший рядом с водителем, опустил стекло, выглянул.
— Висит, — сообщил он. — Как приклеенный.
И одобрительно покосился на Вдовина.
В виду, надо полагать, имелся беспилотник.
На втором километре джипы свернули с трассы на грунтовку и въехали в рощицу, разваленную надвое обширной поляной. Судя по всему, прибыли. Так оно и оказалось. Покинув салон, Никанор Матвеевич первым делом взглянул вверх, убедился, что винтокрылый на страже (висит, как приклеенный), и лишь после этого обозрел окрестности. А обозревши, моргнул. Возникло ощущение зеркальности: в противоположном конце поляны стояли два точно таких же джипа и из них выгружались точно такие же люди.
— Вовремя, — оценил Федор. — Ну что, бать? Пойдем поздороваемся…
И дружески подтолкнул в спину.
Приблизились.
— Здравствуйте… — испытывая неловкость, одиноко произнес Никанор Матвеевич.
На него смотрели будто бы в оцепенении — причем не столько в лицо, сколько на маечку с девичьей мордашкой на груди. Наконец громадный, волоокий, тот, что стоял впереди всех, туповато спросил:
— Ты кто?
— Э-э… Вдовин… Никанор… э-э…
— Я не понял, — с неподдельным недоумением объявил волоокий. — Кто будет говорить? Ты?
Никанор Матвеевич догадался обернуться.
Хорошие люди, с которыми он прибыл на поляну (Федор в их числе), приотстав, стояли поодаль и с нездоровым интересом наблюдали за развитием событий.
— Я не понял!!! — теперь уже гневно громыхнул волоокий. — Что за дела?!
«Да это ж меня на разборку привезли!» — с ужасом сообразил Вдовин — и так зажмурился, что уши заложило. Сердце металось по грудной клетке, не зная, где спрятаться. Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем Никанор Матвеевич осмелился разъять веки.
У ног его на смятой траве валялась груда тел да поблескивали среди стебельков стреляные стерженечки. Их было много. Должно быть, беспилотник, согласно установке, на этот раз бил дуплетом.
Не в силах больше смотреть на этакую страсть, Вдовин шарахнулся туда, откуда пришел,
