Александр Ломм - Ночной Орел
«Вдруг не доберется?» — с тоской подумала девушка.
Неожиданно Владик исчез, словно куда-то провалился. В первое мгновение Индре показалось, что он сорвался, и сердце у нее замерло, но тут же она убедилась в своей ошибке и успокоилась. Значит, добрался до какого-то убежища и скрылся в нем.
А Владик тем временем стоял на узкой площадке за острым зубцом и дышал, как загнанная лошадь. Зубец, скрывавший площадку, снизу был незаметен — настолько он сливался с выступами и расселинами этого гигантского столба. Ноги у Владика подкашивались от усталости, все тело ныло, как избитое. По лицу, смешиваясь с пылью, катились горячие струйки пота, но глаза его сияли от радости. В скале темнело отверстие, закрытое чем-то пятнистым.
— Вот оно! — проговорил Владик хрипло. — Гнездо Ночного Орла!.. Прав был Горалек, абсолютно прав!..
Чтобы перебраться с площадки в пещеру, пришлось израсходовать две последние скобы. Откинув полуистлевшую плащ-палатку, Владик залез в грот.
Сердце его гулко стучало от волнения — он увидел убежище Ночного Орла таким, каким Кожин оставил его в то холодное зимнее утро конца декабря 1944 года, когда полетел на сражение в Медвежьем логу. Оставил в надежде, что скоро вернется, но так и не вернулся — никогда.
С благоговейным трепетом осматривал Владик жилье удивительного летающего партизана — постель с ворохом одеял, аккумуляторный приемник, мешок с пустыми консервными банками (приготовленный, вероятно, для выброса где-нибудь подальше от базы) и целый склад заржавевшего оружия — мины, гранаты, автоматные диски…
Но больше всего Владика обрадовала большая, в черных корках тетрадь, в которой оказались краткие заметки самого Кожина о его боевых операциях и планах. Заметки отлично сохранились. Кожин в них неоднократно упоминал о своей способности летать. Одного этого было достаточно, чтобы опровергнуть все доводы скептиков.
Владик так увлекся записками Кожина, что совсем забыл про свою подругу, ожидавшую его у подножия утеса. Но вот до него донесся ее тревожный голос.
Владик опомнился. Надо известить Индру, что все хорошо!.. Он осмотрелся и взял из мешка пустую консервную банку. Потом поискал глазами какой-нибудь обрывок бумаги. На приемнике лежала стопочка аккуратно нарезанных пожелтевших листков.
Он взял ее и обнаружил, что на всех листках написана одна и та же фраза: «Это сделал Ночной Орел!»
«Визитные карточки Кожина!» — догадался Владик, вспомнив рассказы Горалека о подвигах Ночного Орла.
Взяв из стопки один листок, он сунул его в консервную банку и плотно пригнул не полностью отрезанную крышку. Затем, размахнувшись, швырнул банку далеко за остроконечный зубец. Банка с оглушительным звоном полетела вниз, подскакивая на выступах и распугивая птиц.
«Пусть Индра порадуется моему успеху!» — подумал Владик и снова занялся осмотром пещеры/
3
Напрасно Владик считал, что проблемой Ночного Орла никто серьезно не занимался.
В те дни, когда он отправился на штурм Чертова Пальца, в Москве состоялось закрытое заседание специальной комиссии Академии наук СССР. Заседание было последнее, заключительное — пора было подвести итоги десятилетней работы по изучению материалов о так называемом «феномене свободного полета».
Помимо ученых, входящих в состав комиссии, на заседание были приглашены только лица, имеющие непосредственное отношение к делу. Среди них были: Иван Кожин, Вацлан Коринта, полковник Локтев, Ивета Кожина, Марта Коринтова, лесничий Влах, директор одной из остравских шахт Горалек и другие. На специальном самолете были привезены бывшие нацистские чины, ныне военные преступники, отбывающие свои сроки по приговору народного суда.
Председательствовал на собрании профессор Батурин.
Сначала были зачитаны все собранные материалы — докладная записка майора Локтева, составленная в январе 1945 года, протоколы экспертов о секретной лаборатории в Праге, где нацистские ученые пытались раскрыть тайну Ночного Орла, взятого в плен при сражении в Медвежьем логу, показания очевидцев и участников событий.
После чтения, продолжавшегося два с половиной часа, комиссия приступила к последнему опросу главных свидетелей.
Первым попросили высказаться Ивана Кожина. Он заявил:
— Мне трудно говорить от имени Ночного Орла, хотя меня и убедили в том, что именно я и был тем летающим человеком, о котором говорится в докладной записке товарища Локтева. У меня нет подлинного прошлого. Я знаю о своей минувшей жизни лишь по рассказам друзей. Я же сам помню себя лишь с чешской деревни Кнежевесь.
Как я в ней очутился, не знаю. Правда, мне подарили, если можно так выразиться, искусственное прошлое, этакий своеобразный психологический протез, которым я могу пользоваться в жизненном обиходе, но который не имеет живой связи с моим теперешним сознанием. Так искусственная нога позволяет человеку двигаться, создает внешнее впечатление его физической полноценности, но она ничем не связана с живым организмом — в ней не пульсирует живая кровь, в нее не идут от мозга тонкие волокна нервных тканей. Даже воспоминания раннего детства, вошедшие в сознание человека по рассказам взрослых, имеют больше права называться живым прошлым, чем тот психологический протез, который заменяет прошлое в моем сознании. Ночной Орел для меня столь же загадочен, товарищи, как и для вас. Мне рассказали о его подвигах на территории Чехословакии, о пытках, которым он подвергался в плену у нацистов в какой-то секретной тюрьме-лаборатории, о его побеге из этой тюрьмы вместе с товарищем Коринтой. Вы знаете все подробности этих событий не хуже меня. Вернувшись в жизнь с новым сознанием, я много раз пытался обнаружить в себе те необыкновенные способности, которые приписываются Ночному Орлу. Но напрасно. Что-то, видно, нарушилось в нервной структуре моего организма. Я страдаю теперь боязнью высоты, а это ни в коей мере не вяжется со способностью свободно парить в воздухе. С полной ответственностью я могу говорить лишь о последнем десятилетии своей жизни, но это вряд ли может кого-нибудь заинтересовать.
После этого попросили высказать свою точку зрения бывшего врача Вацлава Коринту.
Он был предельно краток:
— У меня нет прошлого. В отличие от моего друга Ивана Кожина я не ощущаю приписываемое мне прошлое как психологический протез. Мне противно отождествлять себя с героем каких-то невероятных рассказов о летающих людях. Мне кажется это несерьезным. Мне приписывают открытие принципа свободного полета и изобретение какого-то агравина — чудесного препарата, способного приводить организм человека в состояние искусственной невесомости. Мне ничего не известно об этих делах.
