Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2) - Мэтью Стовер
- Не уничтожены. Сделаны не-бывшими. Или, скорее, не-Связанными.
- Есть разница?
- Он думает, что есть. - Я маню ее. - Иди сюда. Закрой глаза.
Она подчиняется. Я тоже смыкаю веки. - Окей. Открывай.
Когда мы открываем глаза, Воронье Крыло с нами.
Он плывет во мраке, сияя силой ярче луны. Ха - не об этом ли толковал Крис, о лиос алфар? Руки простерты вперед, пальцы щупают, глаза закрыты, на лице нездешнее спокойствие. Свет его тела пульсирует словно живой, и собирается у лба Ангвассы ореолом милосердия.
Он читает ее. Надеюсь, найденное ему нравится.
Она глядит на него с суровым достоинством. - Привет вам, славный фей. Почтена вашим визитом. Или к вам должно обращаться "Ваше Величество"?
Глаза открываются, свет гаснет, он тихо опускается наземь. - Ваше Благородие может звать меня Вороньим Крылом.
Может? Сукин сын.
- Ваше Величество оказывает мне чрезмерную честь.
- Наоборот. Могу назвать вас Ангвассой?
Какого черта тут творится?
Она чуть склоняет голову. - Разумеется, Воронье Крыло. Рада встрече, хотя предпочла бы повод не столь ужасный. О, если бы у нас был выбор! Прошу извинить состояние моих одежд, не примите за оскорбление.
- Вы красноречивы для хриллианки.
- Ваше Величество весьма любезны. Вы знакомы с Орденом Хрила?
Иисус Христос. Тебе не тесно?
- Я знаком с Хрилом, - говорит он вежливо. - Я отлично его знал и горд назвать его другом.
Окей, вот это интересно.
Ангвасса молча моргает. Лоб полнится морщинками. - Вновь извиняюсь за невнимательность, но, кажется, вы сказали, что знали Нашего Владыку Битв?
- Знаю вашего Владыку лишь по репутации - каковая среди Первого Народа весьма нелестна, сами можете вообразить. Но я знал Хрила и восхищался им. Вы очень его напоминаете, знаете ли.
- Я... - Она чуть пошатывается. - Могу я сесть?
- Разумеется. - Он делает жест, из ночи вырисовываются три уютных на вид кресла, уже расставленные вокруг костра. Воронье Крыло занимает самое большое, мы садимся по бокам и кресла действительно удобны, но если думать о них слишком много, вполне можно провалиться насквозь.
- Кем был Хрил и кем он считал себя, не одно и то же, - продолжает Воронье Крыло. - Политические амбиции Липканской империи требовали Владыки Битв, послушного сына и подручного их Бога Войны, Дал'каннита, и такому Ему поклонялись, и таким Он стал. В жизни Хрил ненавидел Дал'каннита и презирал так, что я не могу высказать. Война была противна всему, что ценил Хрил. Была противна всему, за что он боролся.
Ангвасса смотрит так, будто вся жизнь вдруг обрушилась от услышанного. - Но... если Хрил не был Владыкой Битв и не надеялся им стать... кем... чем был Он?
- Он был героем, дитя, - вежливо отвечает Воронье Крыло. Почти с жалостью. - Почти как ты.
- Как... - Глаза широко раскрыты и начинают блестеть от слез. - Я? Я герой не хуже Хрила? Я лишь смертная женщина...
- В конце и он стал лишь смертным. Отдал божественность, когда начал то, что люди зовут Деомахией.
Я подаюсь вперед. - Хрил начал Деомахию?! Не такому нас учат в Монастырях.
- Ибо такова была его воля. Он отказался от имени и божественных сил, как и его близнец.
- Близнец? Погодите... вы пытаетесь сказать...
- Джанто и Джерет на языке столь древнем, что даже Первый Народ уже не говорит на нем, всего лишь слова для "зари" и "сумерек".
- Заря и сумерки... - Я слышу свое бормотание со стороны. - Свет и тьма.
- Да. А также начало и конец.
- Джанто - Хрил... Начал Деомахию...
- Ибо другие боги уничтожили бы вселенную своими инфантильными причудами. Хрил всегда был защитником человечества - ведь он, как говорят сказания всех народов, украл огонь солнца и обучил человека его тайнам.
- И Джанто - Хрил - основал Монастыри?
- После увечья и потери брата он надеялся, что научит людей поклоняться друг другу, не богам.
- Его увечье... Кулак Забойщика...
- Так он получил прозвище Железная Рука, ибо из железа была выкована замена.
- Святая срань. И всё время мы даже не подозревали...
- Как он и хотел. Заклинание, сокрывшее природу Пиришанте, сокрыло также Хрила и его брата.
- А Джерет?
Глаза Вороньего Крыла словно уплывают вдаль. - Прежде чем выбрал смертность, Джерет был известен лишь как Темный Муж. Если у него было имя, я его не знал; ни один смертный не назвал бы его по имени, страшась привлечь его взор.
- Что, он был богом смерти?
- Богом убийства. Богом резни. Всех видов истребления - и черного отчаяния, равно пленяющего убитого и злодея. Горчайшим врагом Хриловых света и надежды.
- Близнецы. Противоположности. - Отец мгновенно опознал бы образы. Озирис и Сет. Нет, скорее уэльские Ниссиен и Эвниссиен. - И почему же бог убийства отказался от бессмертия и перешел на сторону худшего врага?
- Он никому не рассказал. - Воронье Крыло качает головой, едва заметно. - Когда я заговорил об этом с Джанто, он ответил лишь, что тьма ведает любовь не хуже света, и что сила любви исходит от отчаяния, как и от надежды.
Глаза Ангвассы становятся темными, как небо. - И любящий брат искалечил Его.
- Такова была цена Пиришанте. И брат сам посвятил остаток смертных дней служению тому, что счел лучшей надеждой для человечества. Отдал бессмертие ради людей, которые даже не могли знать о нем. Которые, надеялся он, когда-то проклянут его имя.
- Проклянут...
- Сделав его имя объектом презрения. Насмешек и негодования. А потом - всего лишь пустой, темной шуткой.
- Не могу вообразить... и вы сказали, что мое сердце напоминает... вы не понимаете. Он мог выбрать презрение, верно. Но я его заслужила. Вы... вы не имеете права... я столь отчаянно недостойна...
Голос подводит ее, она отворачивается, а там лошадиная ведьма - сидит на корточках в тени Ангвассы, будто фантазм, сотворенный ночью и звездами, и голос ее столь тих, что не перелетает костра, но в свете углей я читаю по губам:
Герой - лишь слово. Ты выше слова. Не бойся.
Будь самой собой.
Я моргаю, и снова, и хмурюсь. - Что ты тут делаешь, ради пекла? Когда сюда попала? И как попала?!
Она обращает ко мне ведовской глаз, холодный, словно замерзшее
