Иллюзия бога - Алина Штейн
У Посейдона закружилась голова. Он ощущал прилив силы, которая почти сбивала его с ног. Когда-то Амфитрита сказал ему: «Чего ты хочешь? Чего тебе вечно не хватает? У тебя все есть».
Стоит ли ему усмирить неистовый гнев воды, грозящей опрокинуть лодки и утихомирить ветер, способный в клочья изорвать паруса?
Теперь он знал, что ответить ей. Ему не хватало власти. Его беспечная жизнь устроила бы его, не знай он всегда, что он – нечто большее. Если ты однажды увидел россыпь звезд, тебе уже будет недостаточно свечи.
Его сердце наполняется весельем и живым интересом. Он может помиловать и отпустить людей, желающих бороться с непобедимым морем, воевать с самым грозным соперником. Пусть себе дальше поют морские гимны и знают, что он их слышит.
Сейчас Посейдон сказал бы своей девушке: «Теперь я знаю, чего мне не хватает. Поэтому, пожалуйста, позволь мне пренебречь всем ради чего-то великого, позволь мне забыть о себе, чтобы вспомнить о том, что когда-то было утеряно. Мир ведь не даст тебе спуску. Если ты чего-то хочешь, сам приди и возьми».
Или он может перевернуть их игрушечные кораблики, оставить груду щепок от их хилых поделок.
– Что с тобой? – Дита снова прикоснулась к его руке. – Ты в порядке? Смотри, какая буря, пойдем в машину!
– Все хорошо, – откликнулся он, улыбаясь почти безумно. Он вытянул руку, и волна последовала за ней, поднимаясь на недосягаемую высоту, а потом снова обрушиваясь, ниже, ниже… Зависая в воздухе…
Тучи несутся над головой. Он слышит шум яростного прибоя, скрип мачт и крики людей.
Эта игра никогда ему не надоедает.
– Либо я пьяна еще сильнее, чем мне казалось, либо он что-то сделал с морем. – Он услышал приглушенный голос Геры, и этого оказалось достаточно, чтобы сжать покалывающие пальцы, чтобы направить толщу воды прямо на нее, чтобы увидеть их страх, услышать визг Ариадны: «Скорее, в машину!», чтобы ощутить себя, наконец, свободным.
Когда он очнулся, вода уже улеглась и небо снова посветлело.
– Девчонки? – осторожно позвал он, оглядываясь.
Ответом ему была тишина.
Никого. Ни студенток, ни «Кадиллака». Только следы от колес машины. Посейдон нашарил в промокшем кармане телефон и, пошатываясь, медленно побрел в сторону автобусной остановки.
«Что это было?» – гадал он. Мир вращался, внезапно став бесконечным, и чувство неизвестности тревожило его. Для Посейдона лучшим лекарством от тревоги было злорадство, и он набрал выученный наизусть номер.
– Алло?
– Не поверишь, что тут произошло, президент, – ухмыльнулся Посейдон. Он называл так Зевса только когда был уверен в собственном превосходстве. – Знаешь, кто сейчас заявился на пляж?
– Стайка роскошных фотомоделей в бикини? – предположил голос в трубке.
– Кое-кто из Двенадцати так и не оставил в покое случай с Семелой.
Зевс молчал, и Посейдон почувствовал себя уязвленным.
– Тебе даже неинтересно, кто именно?
Зевс рассмеялся:
– Ты ведь и так расскажешь.
– Удивительно, что ты не заметил, что творится у тебя под носом. Стареешь, президент! Приезжала уникальная троица. Ариадна, Дита и – барабанная дробь – Гера! Присмотрел бы за ней…
– Уже знаю, ага, – сказал Зевс скучающим тоном. – Пусть себе играют в детективов.
Всезнание Зевса невероятно бесило. Иногда хотелось придушить этого парня его же галстуком.
– Вы вроде договорились оставить в покое это убийство и больше никогда не вспоминать, – напомнил Посейдон.
– Мы.
– Что?
– Ты сказал «вы», но правильнее будет «мы». Ты тоже там был.
– Софистика, – поморщился Посейдон, чувствуя, что проигрывает этот раунд.
– У тебя не происходило в последнее время ничего странного? – вдруг спросил Зевс. – Помимо девчонок из Скотленд-Ярда.
Сразу вспомнились мощь воды, сила, лившаяся из рук, безграничная свобода в груди… Кончики пальцев закололо.
– Возможно. А что именно ты подразумеваешь под «странное»?
– Приступы амнезии, например?
Посейдон расхохотался:
– Приятель, ты просто перетрудился. Слишком усердно готовишься к экзаменам. Или к соблазнению куртизанок…
– Где ты вырос? – резко спросил Зевс. – В какую школу ходил? Когда решил посвятить себя спорту? Кто твои родители?
Посейдон замер, приоткрыв рот. Ему всегда казалось, что он знает. Но теперь это абсолютно вылетело у него из головы. Это было все равно что забыть дорогу до общежития, телефонный номер Амфитриты, забыть, как пользоваться вилкой и как шнуровать ботинки. Это было невозможно.
Невозможно.
Как и то, что произошло с ним сегодня.
– Не помню, – признался он.
Сердце бешено колотилось. Реальность напоминала мост, который рушился под ногами.
– Что-то началось, – сказал Зевс. – И мне это нравится.
В трубке послышались рваные гудки.
Часть 27. О похмелье и сообществах
– Я умираю, – сообщила Ари, печально поглаживая унитаз. Тот остался равнодушен к ее жалобам.
За спиной хлопнула дверь.
– Это еще не конец света. – Гестия протянула ей аспирин. – Всего лишь похмелье.
Из-за боли в висках любые звуки походили на помехи в телефоне. Ари сунула в рот таблетку и, с трудом встав на ноги, поплелась на кухню.
– Где ты так накидалась? – спросила Гестия. – Я удивлена, что ты вчера вообще доползла до комнаты.
– Всего лишь последовала совету Афины. Пришла к Дите, объяснила ситуацию. – Ари зажмурилась, отворачиваясь от окна. Пудровый рассвет резанул по глазам. – Вроде она все поняла.
– Ты пила с Дитой? – Гестия казалась воплощением осуждения. Вся, от босых пяток до белоснежных прядей прически.
– И с Герой, – призналась Ари. – Не смотри так. Это решила не я, а алкоголь во мне.
Головная боль потихоньку угасала.
– Мне казалось, они тебе не нравятся.
Ари вспомнила печальный взгляд очаровательной Геры, ее очевидную злость на себя, свои любовь и слабость. Вспомнила вдохновленное и возбужденное лицо восхитительной Афродиты, ее желание помочь людям найти выход из тупика. Нет, Ари уже не могла сказать, что эти девушки ей совершенно не нравились. Были ли они наглыми, высокомерными и порочными? Были. Но так уж сильно они отличались от Ари?
– Я их просто не понимала, – проговорила она. – Не могу сказать, что сейчас я от них в восторге, но они оказались неплохими девчонками. Сучки, может, но кто из нас не сучка?
Гестия молча протянула ей зеленый чай с медом.
– Кроме тебя, конечно, – улыбнулась Ари.
Взгляд Гестии погрустнел.
– Ты обо мне слишком хорошего мнения, – тихо сказала она, не отрывая глаз от изображения желтого ослика на кружке.
Иногда она казалась одновременно семилетней и семидесятилетней. Сейчас была именно такая минута.
– Конечно, хорошего! Покажи
