Юрий Никитин - Фарамунд
Ее колени начали вздрагивать. Она напрягла все тело, вскинула голову. Глаза блеснули решимостью. Нет, она не станет покорно смотреть под ноги своему будущему мужу и повелителю!
Дверь распахнулась, быстро вошел Тревор. Глаза его сияли, длинные усы воинственно приподнялись. Он заявил громко и торжественно:
— Благородная Брунгильда! Доблестный рекс Фарамунд прибыл!
Я вижу, что прибыл, едва не вырвалось у нее. Все равно он разбойник, а не рекс. И прибыл как простой разбойник. Неужели не понимает, что в таком виде он наносит ей оскорбление, наносит урон ее высокородной чести?
Фарамунд видел в глазах Тревора радость и смущение одновременно. Все-таки это была его крепость, которую он подарил без всякий коммендаций Лютеции. Но Лютеции нет, а они вроде бы теперь распоряжаться не вправе...
С другой стороны, его удалось уговорить взять под защиту младшую сестру Лютеции. И хотя ей не дарил Люнеус, но как-то само собой считалось, что ныне здесь хозяйничают Тревор с Редьярдом. Но это, пока Фарамунд не прибыл лично.
Вытряхнув дорожную пыль, он позволил себя обтереть мокрыми полотенцами, спустился в главный зал.
Девушка медленно сходила по ступенькам, ее фигурка была натянута как тетива лука, взгляд смотрел прямо перед собой. По телу Фарамунда пробежала дрожь. К нему в зал сходила Лютеция, юная и чистая, даже в том же платье, в каком ехала тогда в повозке!.. Нет, это платье богаче, просто тот же голубой цвет, тот же крой...
Она ощутила его жгучий взор, слегка повернула голову. Он снова вздрогнул. Те же удивительно чистые синие глаза, та же гордая приподнятость скул, детская припухлость щек, но слегка выдвинутый подбородок, что придавал ей вид решительный и упрямый.
Он поднялся, ждал. Сбоку тихонько ахнул Вехульд, глаза военачальника были ошалелые как у лося весной. Громыхало перестал сопеть, подтянул живот. С его языка едва не сорвалось имя Лютеции.
Наступила короткая пауза, которая всем показалась бесконечной. Тревор спускался за Брунгильдой следом, во все глаза смотрел, какое впечатление она произведет, рот расплылся до ушей. Брунгильда чуть повела глазом, опаздывает дядя, наклонила голову, серебристый голосок мелодично прозвучал в чистом воздухе:
— Благородный Тревор, это и есть тот страшный рекс, от имени которого женщины падают в обморок? А у беременных случаются выкидыши?
Тревор закашлялся, девушка не должна первой заговаривать с мужчинами, это ущерб ее достоинству, проговорил уже торопливо, смущенно:
— Дорогая Брунгильда, позволь представить тебе доблестного Фарамунда, владетельного господина земель по всему берегу Рейна и до берегов Сены!
Ее ресницы длинные, густые и томно изогнуты, но из-под них смотрят синие глаза... уже не как небо, а как искрящийся на солнце лед. Брунгильда выпрямилась, смотрела надменно, и хотя Фарамунд был выше, он чувствовал, как холодный взгляд высокомерно скользнул поверх его головы, едва-едва задев волосы, как пролетающая над грязным болотом птица задеваем кончиком крыла мшистую кочку.
Фарамунд поклонился, смолчал. Тревор подвинул для Брунгильды стул с высокой резной спинкой. Она села просто и в то же время царственно: словно императрица огромной империи. Еще бы, подумал Фарамунд. Всяк, кто взглянет в ее глаза, уже раб.
Слуги торопливо таскали на стол жареных лебедей, ставили блюда с печеной птичьей мелочью, перед Фарамундом появился золотой кубок с тускло блестящими камешками по ободку. Из-за плеча выдвинулась рука с кувшином. В широкое жерло кубка хлынула темно-красная струя. Запах пошел тонкий, приятный.
Тревор сказал бодро:
— С возвращением, рекс!.. Здесь в крае наслышаны о твоих подвигах. Ты берешь города с такой легкостью, что твое войско почти не останавливается!.. Если бы не обозы, ты бы уже достиг стен Рима.
Фарамунд ощутил осторожный вопрос в невинном тосте. Рим — сердце мира, если на него замахнуться — наступит конец света. Раньше никому в голову не могла придти безумная мысль, что Рим может пасть, но как-то дошли слухи, что страшный Аларих из родственного франкам племени готов уже приблизился к его стенам, грозит, торгуется, спорит... спорит с самими владыками мира! Рим все еще стоит незыблемо, однако мир качнулся под ногами!
— Я даже не знаю, — ответил он как можно беспечнее, — где этот Рим... Мы просто идем на юг! Там небо без туч, там нет этих зловонных болот... Мы идем, как летят птицы в те сказочные страны...
Он сам чувствовал, что лицо его на миг стало мечтательным. Стук ножей на короткое время прервался, он чувствовал устремленные на него удивленные взгляды.
Тревор хмыкнул:
— Как птицы? Военачальник должен руководствоваться разумом.
— Они и руководствуются, — ответил Фарамунд. — У меня хорошие военачальники.
— Из римлян?
— Своих вырастил, — усмехнулся Фарамунд.
Тревор вскинул брови, баранья лопатка остановилась на полдороге ко рту:
— Это Громыхало, Вехульд?.. Тебе повезло, но двоих мало...
— Подросли и другие, — ответил Фарамунд. — Я уже перестал ломать голову, кем же я был раньше... до потери памяти. Но теперь мне кажется, что я был из тех, кто находит нужных людей. Вот и все. У меня сейчас две дюжины полководцев, которым я мог бы доверить войска и побольше, чем у меня есть!
Слуги сновали неслышно, даже не сопели за спиной, не дышали перегаром. Кубок всякий раз перед Фарамундом, как и перед всеми, наполнялся тут же, блюда с объедками убирали сразу, Фарамунду не приходилось громоздить вокруг тарелки ограду из костей.
Тревор все поглядывал на племянницу. Брунгильда почти не прикасалась к еде, но ее тонкие пальчики держали нож, лезвие иногда отделяло ажурно тонкие ломтики, умело расчленяло хрящи, и, если не присматриваться, то казалось, что она вовсе не тяготится пребыванием за столом среди десятка сильных мужчин.
Внезапно Тревор, развеселившись, выдернул какую-то хитрую шпильку в башне из золотых волос на голове Брунгильды. У Фарамунда перехватило дыхание. Вся башня разом рухнула, рассыпалась молодым чистым золотом по плечам, спине, растеклась золотой волной, настолько прекрасной, что зал осветился, словно в ней заблистали золотые крылья ангелов.
Брунгильда стала пунцовой от стыда, унижения, оскорбленного достоинства. Глаза ее засверкали гневом:
— Дядя! Как ты осмелился?
Тревор, смеясь, выставил перед собой руки с почти обглоданной костью:
— Только не бей!.. Я хотел полюбоваться на твои прекрасные волосы... и посмотреть, как ахнут другие!
Брунгильда метнула на Фарамунда уничтожающий взгляд. Он поспешно опустил голову, словно это он допустил грубость. Бедняжка не хочет, чтобы ее демонстрировали как козу на базаре, расхваливали ее вымя и позволяли щупать.
