Танец с чашами. Исход Благодати - О. Зеленжар
Следующим утром телега Адлина двинулась в обратный путь, увозя из Озерного бочки, полные свежей форели, и двух отчаянно влюбленных обратно, в душный мир грязи и лжи.
Глава 16
Шаги с криками становились все ближе и ближе… Асавин отошел от лестницы в подвал, чтобы никто не заподозрил, что он ходил к Дивнике. Выглянул из-за угла, стряхивая с себя выбившуюся из тюфяка солому, и сразу увидел бойцов Френсиса. Их было трое, этих Асавин знал пугающе хорошо. Лысый, с бельмом на глазу и кровавой улыбкой, словно у дикого зверя, был немногим лучше Френсиса, а двое других – амбалы-подпевалы, тупые, словно куски трухлявого дерева. Один из них волок тощего упирающегося мальчонку. Обычный взлохмаченный беспризорник, каких пруд пруди на улицах Угольного. Асавин замешкался, раздумывая, что эти трое собираются делать с мальцом, и почти отлетел к стене, когда несущий ребенка оттеснил его плечом:
– Пшел отсюда…
– Пууусти, сукааа, – выл мальчишка, пытаясь вывернуться из медвежьей хватки великана, а затем выдал еще несколько бранных слов, достойных сына матроса и портовой шлюхи.
Раздался хруст, словно сломали несколько хворостин, ребенок разразился бранным воем, амбалы заржали, а лысый сказал:
– Поосторожней, Френсису ничего не оставишь…
Что-то внутри сжалось от криков боли. Страх, липкий, холодный, словно туман и роса на траве. Но за кого? Асавин зачарованно последовал за ними, невольно вспоминая злополучное алое от крови утро.
Они поднялись на второй этаж, и великан швырнул мальчишку в угол. Тот скорчился, лелея обвисшую, словно плеть, руку.
– Интересно, что он вам сделал? – усмехнулся Асавин, поднимаясь следом. – Кинул в вас камнем?
– Это шпион Морока, – раздалось у него за спиной.
Асавин обернулся. Френсис шел за ним, бесшумный, словно лесной кот. Перепаханное шрамами лицо, испачканное красным порошком, напоминало церковные фрески, иллюстрирующие козни демонов Гаялты. Асавин прижался к перилам, пропуская его вперед. Сейчас вставать у него на пути было особенно опасно.
– Ошивался, разнюхивал тут, – лениво тянул Френсис, медленно поднимаясь по ступеням. – И попался.
Главарь Висельников подошел к мальчику. Ребенок затих, исподлобья глядя на возвышающегося мужчину, будто маленький волчонок. Френсис со всего размаху пнул его в грудь, и легкое тельце отлетело к стене. Мальчик зашелся криком вперемежку с кашлем.
– Даже если так, – сказал Асавин, – ты его скорей убьешь, чем допросишь.
Френсис обернулся, сверкая пьяными глазами:
– Зачем? Думаешь, эта падаль что-нибудь знает? Просто мелкий кусок дерьма, – он снова пнул мальчишку, и тот скорчился, хрипя в спазмах боли. – Ой, ну что ты? Не подыхай так скоро… – Френсис обернулся. – Кто-то же должен заплатить за наши потери. Или что ты предлагаешь? Дать ему коврижку и отпустить?
Асавин покрылся холодным потом. Этот показной дружелюбный тон – лицо самой лютой ипостаси Френсиса. Таким голосом он разговаривал со шлюхами, превращая их лица в кровавое мочало.
– Ну что ты замолчал? – повторил главарь. – Язык проглотил?
– Нет…
– Тогда я жду ответа! – заорал он.
Схватив мальчишку за чуб, шрамолиций полок его в сторону Асавина, и тот обмер от ужаса.
– Ты, разумеется, прав, Френсис… – ответил блондин, стараясь обуздать непослушное лицо.
– Я всегда прав, – прорычал безумец.
Развернувшись, главарь потащил мальчика в комнату с красными стенами, пропитанную запахом застарелой крови. Дверь громко захлопнулась, подняв облако пыли, и сердце Асавина наполнилось острым как бритва облегчением. «Не я – думал он. – Я еще немного поживу». Перед внутренним взором разливались океаны крови, стекающей со второго этажа по ступеням, ведущим к варварскому алтарю, возведенному, чтобы утолить страшный голод монстра по имени Френсис. Бешено трепетавшее сердце плавно замедлилось. Отлегло.
Асавин поспешил спуститься на первый этаж, прислониться к стене и снова прислушался к сердцебиению. Тук-тук, тук-тук, мерно и спокойно, словно звук копыт по пыльной колее. Сверху полились крики, от которых скрутило живот, но и это отлегло. Сколько таких вопило в красной комнате, на потеху Френсиса? Когда сбиваешься со счета, черствеешь к чужой боли. Случилось не с тобой – и отлично.
Подтянулись другие головорезы, сели пить самогон, играть в хурук и обсыпать звериные рожи красным порошком. Асавин осел прямо на пол, там, где раньше лежал его тюфяк, и прикрыл глаза, пытаясь забыться сном. Крики мешали, но скоро они оборвались, словно струна эспарсеры. Френсис спустился с окровавленными по локоть руками, хмурый и молчаливый, не утоливший своей чудовищной жажды.
– Асавин! – подозвал он блондина.
Тот заставил себя встать и подойти к нему, переставляя ватные ноги. Пальцы, покрытые свежей кровью, впились в лицо блондина, словно желая сорвать его. Мерзко.
– Ты грамотей, полезное приобретение, – процедил шрамолиций, – но вот твой поганый язык… Я вырежу его.
В руке Френсиса блеснул короткий кривой нож, по рукоять покрытый кровью.
– Я вырежу твой язык и изувечу лицо так, чтобы даже искусная швея не смогла собрать его по лоскутам…
Нутро Асавина сжалось от страха, а Френсис вдруг ехидно заржал, обдав его брызгами красной слюны:
– Видел бы ты свое лицо! Ты, часом, не обмочился?
Его головорезы разразились шакальим смехом. Главарь отпустил Эльбрено и похлопал по щеке, оставив жирный кровавый след:
– Расслабься, я пошутил.
Пошатываясь, словно пьяный, Френсис побрел в темный зал, заваленный разбитой мебелью. Там он будет крушить дерево и вспарывать подушки, пока не выбьется из сил и не уснет прямо на груде рухляди. Асавин выдохнул, едва удерживаясь, чтобы не осесть на пол. В голове проносились мысли о том, как близок он был к гибели.
Головорезы разбрелись по своим углам, свечи погасли, то и дело раздавались пьяные всхрапы. Асавин почесал щеку. Кровь застыла, стягивая кожу, как сухой пергамент. Эльбрено пошел во двор, к колодцу, чтобы оттереться от липкой грязи из криков, трусости и малодушной радости. Двор был пустынным и кромешно-темным, единственным источником света был желтый круг масленого фонаря у входа, где терлись двое сторожей, раскуривая дешевый табак. С другой стороны, где распахивала свои гостеприимные двери «Норка», доносились смех, пением, музыка, но приглушенно, словно из другого мира. Ворот колодца крутился с тихим скрипом, вторя несмазанным колесам мыслей блондина. Наклонившись над полным ведром, Асавин зачерпнул пригоршню воды и вдруг почувствовал, что в его спину упирается что-то острое.
– Не шевелись, – произнес голос позади него. – Разорешься – пырну.
На мгновение помедлив, Асавин окунув лицо в пригоршню воды, поскоблив ногтями застывшую кровь. Ледяное умывание подействовало отрезвляюще. Фыркнув водой, он ответил как можно спокойней:
– Не буду. Только сердце гораздо выше…
Лезвие поменяло положение, но совсем не так, как ожидал блондин.
– А я мечу в почку. Зубы не заговаривай. Что с Зябликом?
Мальчишеский голос, и откуда он смутно знаком?
– Это кто?
– Мальчик. Я видел, его привели сюда.
– Он мертв.
Выдох сквозь зубы, острие ножа больно кольнуло в спину, но обошлось без крови. Асавина осенило.
– Курт? – спросил он, пытаясь обернуться, и сталь уперлась
